Суть времени. Цикл передач. № 31-41
Шрифт:
Так как же быть с проблемой подлинности в XXIстолетии, с интуицией подлинности, способностью человека различать подлинное и неподлинное?
«…И тут кончается искусство, И дышат почва и судьба.»Так есть «почва и судьба»? И есть у человека способность ловить это дыхание? «Вот тут уже „дышат почва и судьба“, вот тут начинается настоящее, вот тут существует подлинная страсть… Вот тут, тут и тут пойдут до конца, тут — остановятся на полдороге, повернут…»И так далее.
Когда-то, лет этак 17–18 назад, я встретился в Германии с одним из членов тогдашней российско-германской
Сейчас Юрий пишет в информационно-аналитическом издании Фонда «Историческая перспектива», называющемся «Столетие», некий кусок, который мне посвящён. Я не буду его зачитывать, потому что долго. И если бы это было, как у друзей Белковского, то можно было бы посмеяться, и обсудить, и поразвлечься. Но Юрий очень интересно и содержательно пишет. Говорит о том, что относится с огромным уважением и ко мне, и к системе моих взглядов… И дальше:
«Идет ли он на компромиссы с властью ради возможности действительно публично (а не сравнительно кулуарно, как вынуждены здесь делать это мы) проповедовать свои взгляды, которые, соглашусь здесь с ним, сейчас для России чрезвычайно актуальны? Наверное, идет. Так а кто бы позволил ему вообще на широкую аудиторию что-либо проповедовать, не апеллируй он к власти и олигархам? Нам же с вами не позволяют… На пользу ли делу эти его компромиссы? Не знаю, не могу судить за него, но и не тороплюсь осуждать. Может быть, системные взгляды, проповедуемые им, представляются ему важнее, чем конкретная искренняя или лицемерная и вынужденная (в рамках компромисса) оценка им того или иного политического деятеля… Даст ли он использовать себя во вред интересам общества в час „Х“, если в ближайшее время таковой наступит, мы не знаем — будем наблюдать. В политике, в которую включился Кургинян, кто кого переиграет никогда заранее не известно…»
Ну, прекрасный текст. Если бы он был в 10 раз менее комплиментарным, я его всё равно поблагодарил за то, что он содержателен. И я действительно испытывал и испытываю личные симпатии к Юрию, которого я не видел лет 18 или 19, и который потом выпал из демократической обоймы, и, насколько я могу понять (никогда за ним внимательно не следил), действовал удивительно порядочно и последовательно.
Я здесь даже согласен с Юрием, что политика — это искусство компромисса, и что на компромисс надо идти. Только хотел бы, чтобы было указано хоть на один компромисс, на который я пошёл за последние 19 лет. В чём заключался компромисс?
Я бы пошёл на компромисс ради каких-то целей. Я знаю, что есть компромиссы и компромиссы, и что без компромиссов политики нет… Но, во-первых, я никогда на них не шёл. А во-вторых, мне их никогда никто не предлагал. Власть никогда не предлагала мне идти с ней на какие-то компромиссы. Там, где нужно было огрызнуться против противников России, которые на этот момент оказались противником власти, власть могла с радостью предоставить мне эту возможность. Но это не называется «компромисс»…
Ни о каких компромиссах речь вообще никогда не шла. Где компромиссы? Я бы на них, повторяю, пошёл, но их нет, потому что они никому не нужны.
А логика такая: раз кто-то где-то выступает — значит, он пошёл на компромисс. Ну, а как может быть иначе?
И это очень понятная логика. Это как раз и есть логика постмодерна. Ожегшись на Охлобыстине, надо дуть на Кургиняна. Людей очень можно понять. Но это опять-таки связано с наличием или отсутствием последних дефиниций. Существуют тексты, последовательность позиции, и из логики этой позиции и того алгоритма, который был выбран, совершенно ясно: просто компромиссов не было…
Мне предлагали компромисс — один раз предлагали, я помню. Высокое лицо водило меня по Патриаршим прудам и говорило: «Знаете, ничего не нужно. Вы входите в правительство либеральное — Вас очень ценят… Вы только скажите, что в книге „Постперестройка“ Вы пошутили, это скетч. А дальше входите в любые правительства — всё, пожалуйста…»
Это называлось бы даже не «компромисс». Это называлось бы «идиотское предательство», при котором я теряю всё и неизвестно что приобретаю.
Чем это кончилось? Я сказал, что книга «Постперестройка» — это скетч? Я последовательно и на протяжении 20 лет развивал идеи, которые выразил в книге «Постперестройка», углубляя эти идеи, двигая их куда-то дальше…
Это путь. И когда идёшь этим путём от начала и до конца, то в какой-то момент оказывается, что возникают некие возможности. Неизвестно, как они возникают. Возникают и всё. И нужно для этого, в этом варианте, только одно — идти этим путём.
И если Юрий им пойдёт, то у него появятся возможности. И он не пойдёт ни на какие компромиссы. И он получит возможности, как это он в статье говорит, «развивать свои взгляды» и пр. Получит. И будет их развивать… Только сможет ли? Окажутся ли они в этот момент?
Если он будет идти подлинным путём, то окажутся.
Подлинность — это и есть путь. Вот ты идёшь и не сворачиваешь. И подлинность определяется по пути. Нет никакой особой проблемы в том, чтобы обнаружить неподлинность Охлобыстина. Для этого не надо обладать глубочайшей экзистенциальной интуицией или настоящим метафизическим чувством — там всё дышит неподлинностью, там просто путь весь строится из этих неподлинностей. Начинается одно неподлинностью, продолжается другое неподлинностью, поворачивается к третьей неподлинности. Там всё криком кричит, что подлинности не должно быть. И если даже говорить тут о религии — то это особая постмодернистская религия. Это адская смесь настоящей религии и весьма далеко идущей метафизической скверны.
Почитайте Пелевина, и всё будет понятно. Там ведь тоже есть и метафизический надрыв, и глумление. Надрыв, глумление… Надрыв, глумление… Хотите знать, что такое постмодернизм? Вот это. Хотите знать, что такое реакция человека, сохранившего в себе какую-то человечность на постмодернистский ад? Вот это Поэгли, прав он или неправ.
А дальше возникает вопрос о подлинности, о том, можно ли ответить на вызов постмодернизма в XXIвеке, или действительно царство имитации настолько преуспело во всём, что касается имитации, что подлинности быть не может вообще?
Постмодернисты сами говорят, что, может быть, единственная подлинность, которая есть, — это смерть. Является ли она подлинностью? Это глубочайшая проблема XXIвека, гораздо более глубокая, чем проблема труда и капитала. И достаточно сильно связанная с этой проблемой.
Принц Гамлет говорил: «Я помешан только в норд-норд-вест. При южном ветре я еще отличу сокола от цапли». Давно уже по этому поводу были у человечества некоторые предвидения. А сейчас ад раскрылся. И имя ему — постмодерн. И все мы стоим на краю бездны. И эта бездна поглотила страну.