Суть времени. Цикл передач. № 31-41
Шрифт:
Кроме того, ведь не постмодерн же является окончательным врагом. Постмодерн — это только способ предуготовить зло, расчистить ему дорогу. Зло придёт после того, как постмодерн сломит волю к борьбе, уничтожит различения.
Религиозным людям очень близок язык пришествия Антихриста. Но вы же прекрасно понимаете, что, с точки зрения этого языка, вначале надо уничтожить различение. Вот когда грань между добром и злом, между скверной и благодатью будет стёрта, тогда «Добро пожаловать», — скажут адепты зла.
Так вот, те, кто стирают грани — это одна группа. Это слуги зла. А дальше-то придёт само
Если мы находимся не на религиозной территории, то с каким злом мы хотим воевать? С империализмом? Транснациональным империалистическим государством? С кем? Но этого же недостаточно… Грядёт нечто намного более страшное, сосредоточенное, мощное. У него другие цели. Если служанки этого зла хотят обогатиться, сконцентрировать капитал или сделать что-то ещё, то само зло хочет утвердить в мире нечто ужасающее. И оно на наших глазах уже начинает это делать. Значит, нужна мобилизация против этого зла. Мобилизация на всех уровнях, включая метафизику. Так в чём же метафизика зла? И что мы ей хотим противопоставить? Вот самый фундаментальный вопрос практической теории.
Я создаю эту идеологическую модель так, как создают любые модели — с паяльником, — а не грежу о каких-то там заоблачных далях. Не создадим эту многоуровневую модель, не спаяем всё правильно, — проигрыш обеспечен — всех ждёт судьба Каддафи, всех, кто хочет сопротивляться этому злу.
Но должно-то быть по-другому.
Однажды сумели это победить? Сумели. И надо суметь второй раз. Будет очень нелегко — противник намного сложнее. На порядки.
Так в чём же всё-таки это зло? Какова его и светская, и религиозная метафизика? И что можно этой метафизике противопоставить для того, чтобы действительно мобилизоваться против этого зла до предела, потому что иначе не победить?
Все любят рассуждать о том, какие вопросы Чубайсу заданы были, какие — нет. И никто не видит, что Чубайс:
— первое, уже сидит на скамейке;
— второе, оправдывается;
— третье, совершает жалкокомические телодвижения, пытаясь каким-то образом вывернуться из ситуации, из которой вывернуться нельзя.
А значит, он боится.
Кого он боится? — Нас.
Почему?
Потому что у людей за счёт организации, за счёт сплочения и мобилизации возникла возможность быть. Мы не можем ничего здесь предоставить людям, никаких благ, которые даёт респектабельная политика, никаких должностей и позиций. Даже никаких возможностей к самовыражению. Мы можем предоставить им счастье быть и побеждать. И только тогда, когда люди мобилизуются до конца и сплотятся в эту когорту, — они станут непобедимы. Ради этого стоит жить и работать посреди всего нынешнего ужаса. Так какова же метафизика зла? Я имею в виду не какую-то там высосанную из пальца эзотерику, а конкретную, движущуюся на нас метафизику зла.
Что стоит за спиною людей, осуществляющих то, что они осуществили в Ливии, в Югославии, в Ираке и везде? Что у них за спиной, кроме гангстеров, которые хотят обогатиться? Что в следующем эшелоне? Что они готовят?
И чем на это можно ответить? Вот об этом мы и поговорим в следующей передаче.
Выпуск 40
Несколько вводных замечаний, после которых я перейду к главному — к жёсткому разговору на фундаментальные идеологические темы, последнему разговору в цикле передач «Суть времени».
В 41-й передаче, следующей по счёту, я обозначу приоритеты деятельности на совершенно новом этапе. А потом начнутся просто новые телевизионные проекты.
Эта передача последняя, в которой мы можем поговорить конспективно, так, как мы говорили все эти месяцы, — а это именно конспективный разговор, — на главные, самые острые идеологические темы. Для меня это главный разговор, ради которого и затеяны все передачи: «Нет идеологии — нет ничего».
Нет идеологии ни у антиглобалистского движения, ни у всех этих «Захватим Уолл-Стрит». Бьются люди в конвульсиях, чувствуют, что дело швах… А там вместе выходят сторонники первобытного образа жизни и какие-нибудь постмодернисты, «Нью Эйдж», сторонники нового компьютерного мира…
Все вместе, все почти не слышат друг друга. Все ненавидят Уолл-Стрит. Что ж? Уолл-Стрит есть за что ненавидеть. Он вобрал в себя ненависть очень многих людей по всему миру — так же, как у нас в стране ненависть очень многих вобрал Чубайс.
И на каком-то уровне нашей существующей системы должны собраться все, для кого враг, которого я называю постмодернистским, либероидным, является абсолютным врагом.
Конечно же, даже эти люди всё-таки будут, собираясь, проводить какие-то различения в своих рядах. Вряд ли они позовут в свои ряды сторонников Гитлера, или людоедов…
Всегда, собирая людей против какого-то врага, ты вводишь какие-то ограничения, какие-то допуски, понимая, что в противном случае знаменитый тезис актрисы в гримёрке: «Девочки, против кого мы будем теперь дружить?», — не работает.
Но постмодернистский враг настолько опасен, злобен и цепок, что эта борьба носит неотменяемый характер. Мы должны построить многоуровневую систему, один из уровней которой объединяет всех, для кого это враг.
Это враг.
Вот он враг.
Он обокрал страну. Он продолжает её обкрадывать. Он лишил её будущего. Он её пожирает.
Это враг.
Всё равно мало сказать: «Чубайс», — скажите же всё-таки что-то большее.
Монструозный, криминальный капитал.
Капитализм первоначального накопления.
Что ж? Упаси Бог. Чубайс уедет за границу и все разойдутся что ли? Так же тоже нельзя…
Боролись все против Ельцина или Ельцина и Бурбулиса, цеплялись за личные качества этих… этого самого Ельцина: больной, пьяный…
Потом сменился политический актёр. Вся эта борьба оказалась борьбой впустую. Все растерялись.
И прошло ещё 11 лет. Одиннадцать лет!!! Примерно столько, сколько от Великой Октябрьской революции до начала коллективизации. Представляете?
Значит, конечно, надо собираться против общего врага. Конечно, враг страшен. Конечно, он продолжает своё гнусное дело. Но это может быть только один из уровней.
Против этого врага уже 20 лет собираются все патриоты и ничего не могут сделать, потому что кто в лес, кто по дрова, кто одного хочет, а кто — прямо противоположного.
Значит, должны быть и другие уровни, создаваемой нами системы, где есть уже гораздо большее количество требований: вот первое, второе и третье.