Суть времени. Том 1
Шрифт:
Я несколько раз наблюдал различные обсуждения в международной интеллектуальной элите. Обсуждается все что угодно, кроме этого тупого и простого вопроса. Потому что на него нет ответа. Потому что в тот момент, когда появятся четыре миллиарда, претендующих на тот же уровень благосостояния, что и у американцев, существующий мир рухнет. Но никто не даст им появиться и потому, что такое появление означает, что Соединенные Штаты будут глубоко отброшены и окажутся в зоне непреодолимой катастрофы. И потому, что с миром непонятно что делать. Нет новых идей по поводу того, что делать с миром.
На этом рассуждения останавливаются, и следующий пункт этих рассуждений прост: надо менять всю мировую философию. Ибо на
Эта философия, которой навскидку лет 450, завершилась. Наступает конец почти 500-летней эпохе определенной философии. А у нас почти все, включая высшую политическую элиту, верят, как дети, что эта эпоха продолжается. И что, соответственно, у России есть место в какой-то там модернизации.
Поясняю. Модернизация («модерн» или «модернити»), взятая как большая стратагема, а не как способ апгрейда самолетов или компьютеров, заключается в первом приближении в следующем. Есть традиционное общество, общество до-«модернити» (крестьянское, коллективистское, аграрное). И есть необходимость создать современное индустриальное общество. Берется материал из традиционного общества, выдергивается оттуда крестьянин — порядочный, трудолюбивый, очень скромно живущий, совсем нищий. Этому крестьянину дают чуть-чуть больше и ставят его к станку. Из-за этого «чуть-чуть больше» он согласен работать, поскольку альтернатива для него — совсем маленькие деньги. Поэтому у него сильная трудовая мотивация.
Модернизация — это процесс, при котором в топку бросается, как дрова или уголь, «традиционное общество», и поэтому паровоз едет. Он едет до тех пор, пока есть что бросать в топку, — это первое.
Второе. Как модернизация это бросает в топку? Она уничтожает коллективистское традиционное общество. Она его индивидуализирует, атомизирует, переводит в современное состояние, навязывает ему другие стандарты регуляции и так далее. Читайте Гоббса, а также Вебера и других.
С этой точки зрения, модернизация сегодня идет только на Большом Дальнем Востоке, в одной из частей мира. И, между прочим, авторитарные партии, коммунистические или другие, прекрасно с этим справляются. Это Китай. Это полуавторитарная Индия, которая формально демократическая, но в которой есть очень сильное ядро. Это Вьетнам, из которого я недавно вернулся потрясенным, потому что очень скоро нам придется говорить совсем не о том, что мы должны будем догонять Китай (это смешно, мы Китай уже не догоним, если будем так двигаться).
Очень скоро нам придется говорить о другом — о том, догоним ли мы Вьетнам, где два или три урожая в год, а не зона негарантированного земледелия, как у нас. Где вокруг Ханоя стоят огромные заводы по электронной сборке. Где можно взять рабочую силу из традиционного общества в огромном количестве (ткачи, которые привыкли к тонкой работе руками, женщины и мужчины) и где этот человеческий материал очень просто довести до «наночистоты» — обучить, поставить к современным станкам и организовать сборку по технологиям XXI века. Этих людей огромное количество, и страна очень быстро движется вперед. Под руководством коммунистических партий, с мавзолеями Мао Цзэдуна и Хо Ши Мина. С 8–11% роста ВВП в год!
Гармония между богатыми и бедными обеспечивается правящей авторитарной партией. С одной стороны, она изымает часть дополнительного произведенного богатства у богатых и говорит им: «Не отдадите — палкой по голове». С другой стороны, передавая изъятое бедным, она говорит: «Если бедные потребуют больше, тоже палкой по голове». Баланс строится на том, что там капиталистический класс может дать эти 8–11% прироста богатства и он находится в узде крупных партий.
И рост населения… Молодые вьетнамки и вьетнамцы, разъезжающие на мопедах (красных, в основном, они их любят), как бы говорят: «Мы все рвемся в „просперити“, мы готовы работать сколько угодно!» И регион растет. Как коммунистические Вьетнам, Китай, так и полудемократическая Индия, так и классически капиталистические Южная Корея, Сингапур и так далее. Весь регион Большой Дальний Восток стал регионом № 1, регионом модерна.
Есть второй регион — Большой Запад, в который входят и Соединенные Штаты. Этот регион отказался от модерна как такового. Он присягнул постмодерну как форме жизни: имморализм, отсутствие индустриального движения, опора не на традиционное общество, не на индустрию, а на сервис. Это гигантский сервисный регион. По мне, так наполовину мошеннический, но, скажем так, финансово-сервисный, информационно-сервисный. Чуть-чуть высоких технологий добавлено туда. Вот что это за регион.
И теперь на глазах у нас формируется третий регион. Если первый регион — это регион модерна, если регион № 2 — это регион постмодерна, то третий — это регион контрмодерна, где люди говорят: «А мы не хотим этого вашего „модернити“, в отличие от вьетнамцев, китайцев и кого угодно. Это все скверна, это все зло. Мы хотим песок, пустыню, верблюда, саблю и шатер. И шли бы вы куда подальше с вашим „модернити“ и, тем более, „постмодернити“. Вы наши враги, мы хотим другого».
Этот регион, конечно, в основном исламский. Но ислам есть очень разный. Есть ислам, стремящийся к модернизации. Есть ислам полусветский, совсем уже модернизированный. И есть контрмодернистский радикальный исламизм. У меня полные шкафы материалов, которые кричат о том, что именно западные лидеры, западные цивилизации убивали и уничтожали умеренное, нерадикальное начало в исламе. Что это они взращивали новую культуру радикального исламизма. Что она искусственно взращенная. Но, в любом случае, третий регион уже есть.
Почему мы говорим только об исламе, хотя мы должны говорить о регионе контрмодерна и архаики в целом (и есть регионы другой архаики)? Потому что, конечно, исламистская архаика самая мощная. Это миллиард нагретых людей, которые рвутся к тому, что они считают своим благом и своей истиной, и будут рваться все мощнее и мощнее. Это уже понятно.
Итак, есть три эти региона. Три региона, запомним:
Регион № 1 — Большой Дальний Восток, модерн.
Регион № 2 — Большой Запад, постмодерн.
Регион № 3 — Большой Юг или контрмодерн.
Теперь скажите мне честно, положа руку на сердце: где здесь место России? Россия может войти в Большой Дальний Восток и конкурировать с ним по части модерна? У нее нет традиционного общества! Она уже трижды себя модернизировала, она давно вошла в постиндустриальный мир. Она теперь назад из него вышвырнута. Наши Академцентры были прогрессивными частями постиндустриальной культуры. Модернизация проводилась несколько раз: при Петре, при Столыпине, при Сталине. И потом еще, когда разрушались бесперспективные деревни. У нас нет традиционного общества, которое мы можем бросить в топку модернизации, это утопия! Мы не можем таким способом идти, потому что, даже если бы мы захотели, у нас нет для этого ресурсов. Понимаете? — нет! Вообще нет.