Сувенир для бога
Шрифт:
Природа стен, потолка и пола была неизвестна Дьяченко. Они казались ему абсолютно идентичными - сложенными из одного и того же материала одного цвета, обработанными с одинаковым качеством. В какой-то момент пути Дьяченко внезапно осознал, что сейчас он шагает по... стене, а пол, оказавшись справа, ничем не отличается от стены. Валька едва сдержался, чтоб не вскрикнуть!
Они прошли, наверное, еще через десяток пустынных залов, разъединенных дверьми, раздвигавшимися при их приближении. Как вдруг Валька почувствовал: пол вновь уходит из-под ног. В следующий миг он увидел себя, точнее, ощутил идущим по потолку. Да-да, какое-то время он шагал вниз головой! Он был уверен в этом на все сто процентов! Волосы безвольно свисали вниз, к голове прилила кровь, дышать стало трудно... Ощущение это длилось
– Как видите, здесь отсутствуют такие понятия, как опора, низ и верх. Не существует точек координат. В Юфилодоре нет и привычных для вас источников света. Здесь нет ничего, к чему вы привыкли... там. И наоборот, все, что вы увидите или почувствуете здесь, настолько будет новым для вас, необычным, что вы не сумеете истолковать увиденное по-своему. Кишка тонка, умишко и того скудней! Потому что вы ограничены. Там, откуда вы явились, вы ограничены условностями, от которых я избавил Юфилодор. Прежде всего от единиц измерения чего бы то ни было - пространства, времени, освещенности, совести, зла... По моей воле вы оказались в мире, свободном от всяких условностей и ограничений. Такой мир невозможно измерить, а следовательно, покорить или разрушить. Юфилодор просто обречен на бессмертие!
– Так у вас тут что-то вроде анархии?
– вставил словечко Дьяченко.
– Анархии?.. Я не понимаю смысл этого слова. Хотя догадываюсь о его значении. В Юфилодоре невозможна никакая другая власть, кроме моей. Только в моей власти освобождать от условностей. Или наказывать. Например, взять и заключить в некую систему координат. А вот еще: какое страшное наказание открыть правду о самом себе! Такая правда для многих из вас похлеще духовной слепоты.
– Мы не боимся такой правды, - возразил Дьяченко.
– Мы можем покаяться нашему Господу Богу.
– Богу?!
– полыхнув очами, Виорах едва не взревел.
– Погоди, скоро ты станешь свидетелем того, как рождаются ваши боги. И тебя вывернет наизнанку от такой правды!
Спор человека и дьявола неожиданно стих, будто они потеряли друг к другу интерес. Но разве такое возможно?!.. Тем временем впереди замаячил какой-то предмет. Очертания его были расплывчаты, точно рядом с ним струился теплый воздух. Поначалу предмет напоминал дорожный указатель, но чем ближе к нему подходили, тем явственней он обретал очертания дерева, по всей видимости, декоративного, растущего в горшке или прямо в полу.
При виде одинокого деревца сердце у Вальки радостно заколотилось. Наконец-то на его пути, до сего момента бессмысленном и стерильном, будто щедро вымытом "Фэйри", появилась цель. Та самая условность, о невозможности которой недавно говорил владыка. Теперь у человека есть цель - разглядеть вблизи непонятный предмет. Более того, Валька решил разбить эту цель на несколько задач: подойти вплотную к дереву, рассмотреть его и, мысленно сравнив со всеми известными аналогами, сделать вывод. А там - будь что будет! Дьяченко захватила идея сделать осмысленным этот бездарный, выхолощенный путь в аду.
Царь хлопов не мог не заметить, как преобразился человек, как просветлело его лицо, запульсировала от волнения жилка на правом виске... То, что произошло потом, на ближайшем отрезке пути, вероятней всего, напрямую было связано с волей Виораха. Да, кому как не дьяволу в силах помешать человеку достичь его цели?.. Однако вполне возможно, что дальнейшие события на самом деле были обусловлены особенностями Юфилодора, освобожденного от любых ограничений - пространственных, временных, моральных... Как бы там ни было, цель Дьяченко исчезла. Пропала с глаз. Хотя по элементарным законам физики при движении в течение некоторого времени с определенной скоростью Дьяченко был просто обязан достичь того чертова дерева. Он должен был достичь своей цели, даже если бы не желал этого, вот как! Но здесь, в стерильном, пресном Юфилодоре, не действовали никакие элементарные законы физики. Здесь вообще не работала никакая логика!
У-у-у! Подавив в себе злость, Дьяченко бросил косой взгляд на Виораха, ожидая увидеть неизменную усмешку. Но владыка не улыбался. Напротив, на его белолобый лик легла незнакомая печать строгости и тревоги, отразилась упорная, адская работа ума. Царь хлопов словно ждал чего-то, что угрожало изменить его планы. Он все ускорял и ускорял шаг, словно пытался нагнать собственный взгляд, с опаской устремленный далеко вперед - туда, где стены, пол и потолок сходились в одну точку.
Вдруг впереди опять возник тот странный, как казалось Дьяченко, не поддающийся логике предмет. Увидев вновь одинокое дерево, человек облегченно вздохнул, хлопы, напротив, распахнув полы бело-пурпурных плащей, дружно схватились за рукояти мечей, а Виорах еще строже наморщил лоб. Деревце показалось - его очертания, подрагивая, как кадр в старом кино, продержались секунд десять - и снова пропали. От сердца Дьяченко тотчас отхлынула кровь, сердце тихо защемило, Валька почувствовал, как от невольных слез сыреют глаза. Неужели все пропало? Неужели он никогда не увидит, не дойдет... Переживая так, человек и понятия не имел, чем бы могло оказаться то удивительное, дразнящее воображение деревце - одно на весь ад. Может, оно давно сгнило, засохло или, чего хуже, было ненастоящим, неземным?.. Могло быть все что угодно. Но почему-то в душе Дьяченко с каждой минутой крепла уверенность, что от того противного, капризного деревца, не желающего показаться во всей своей красе или уродстве, зависит его, Валькина, судьба. Короче, он уже в который раз поклялся добраться до того дрянного деревянного маячка и... и... черт бы его подрал, помочиться на него!
Человек не заметил, как начал сходить с ума. Может, это и есть то настоящее наказание, что уготовано грешнику в аду? Сойти с ума и лишиться возможности осознавать реальность ужасней, чем познавать явь, пусть и сгорая при этом в вечном огне. Так полагал начавший сходить с ума Дьяченко, когда вожделенное дерево вновь замаячило впереди.
Маячок бесстыже дразнил: то неожиданно появлялся, то так же внезапно исчезал. В какой-то момент человек потерял бдительность и интерес к нему: его глаза устали от непрерывного наблюдения за дорогой. Тогда-то все и случилось. Дьяченко, глядя себе под ноги, безотчетно погрузившись в тягучие, точно кисель, мысли, бесцветные и пустые, как явь вокруг, пропустил миг, когда маячок начал резко увеличиваться в размерах. Не прошло и полминуты, как дерево обрело ясные очертания. Кто-то толкнул в бок Дьяченко, он испуганно вскинул голову и увидел совсем близко, метрах в двадцати от себя, небольшую яблоню.
Яблоня росла посреди пустого зала, как две капли воды похожего на все предыдущие и, вероятно, на все последующие пространства в этом убогом, выхолощенном мире. Вот налетел порыв ветра, наверное, единственной здесь, кроме дерева, живой субстанции, и листья на яблоне встрепенулись, светлые блики и темные пятна заиграли на них - свет и тень щедро разукрасили деревце. Оно словно расцвело... Чем меньше оставалось до дерева, тем глуше становился свет. Но яблоня, как ни странно, обрела еще большую четкость. Дьяченко разглядел в ее маленьких, как детские ладошки, листьях единственный плод, бледно-красный, подобно раннему помидору. Плотно обвивая ствол дерева, могучий змей протягивал к одинокому яблоку распахнутую пасть. Зубов в ней, маленьких и коричневых, как яблочные косточки, было больше, чем имен, которые помнил Дьяченко. Он передернул плечами, увидев, как змей сомкнул гадкие свои зубки на блестящих нежнокожих боках яблока.
– Идиот!! Ингэл, ты полный идиот!
– вдруг выругался рядом повелитель хлопов. Куда только подевалась его царская заносчивость и надменность! Виорах даже не пытался скрыть дикой ярости, охватившей его. Гнев его, в одно мгновение выдавший бешеный, дьявольский темперамент, был направлен на старого змея, медленно спускавшегося с яблоком в зубах. Дьяченко вздрогнул: на ветке, где только что было сорвано яблоко, возникло новое. "Что за чертовщина!" - Валька машинально сжал кулаки.
Тем временем Виорах, окончательно отбросив в сторону царское величие и сдержанность, продолжал на чем свет стоит бранить змея: