Сувенир из Нагуатмы. Триумф Виджл-Воина
Шрифт:
— А вот эта игрушка откуда, Вера Васильевна? — я показал на гондолу с балериной.
— Да все оттуда же, с Гибралтара, в тот же раз и привез. Она, девица-то, раньше плясала, да, кружилась на одной ножке-то, ох, как здорово. А кавалер все веслом черпал, вроде как греб… Отплясались и отмахались: пружина лопнула.
Еще одно оставалось выяснить; не знал, как приступить. В семейном альбоме Максимовых сотни любительских фотографий. Среди них могла затеряться и та, с капитанского столика, которую я… или он — как же тут выразиться? — рассматривал в каюте, возвратившись с прогулки по Гибралтару. Мне приходилось листать толстенный альбом, но девушки, красивой и задорной, в тельняшке и в мичманке с огромным крабом, что-то не помню…
Да чего уж крутить, что особенного? Свои, чай, люди, попрошу снова
— Вера Васильевна, я вижу, вы любили фотографироваться. Весь альбом, почитай, ваши изображения.
— Максимыча работа, его увлечение.
— Он, поди, с вашими портретами и не расставался?
— Как это? На груди, что ли, носил? В медальончике?
— Да нет. Ну в моря-то с собою брал?
— А то как же! Всегда. Непременно. Особенно любил одну фотку… я там, знаешь ли, такая раскованная, озорная, в тельняшке его и в мичманке набекрень. Вот с ней он не расставался, правильно…
“Да знаю! знаю! — хотелось крикнуть мне. — Все знаю, а может быть, и больше вашего… О, Господи!”
— У вас эта “озорная” фотка не сохранилась?
— Какое! — махнула она рукой. — Я ведь, то есть, конечно, фотография моя, всегда у Максимыча в каюте стояла — в тяжелой такой рамке, на столике. И в том рейсе… ну последнем — тоже. И я теперь, подумать, там… озорная-то, в тельняшке, с Максимычем навеки вместе на дне Биская, — она достала платочек.
В пору было и мне расплакаться. Хорошо подумать, ситуация-то складывается фантастическая. Прикинуть, так мы с Верой Васильевной не чужие друг другу люди. Если, конечно, верить в инкарнации душ.
— Вера Васильевна, простите, ради Бога, а в каком году это случилось?
— Что? Беда-то? А в шестьдесят четвертом, в феврале и случилось. Вот как раз в феврале-то… какая теперь по счету? Без малого тридцать годков позади, а все в памяти, ровно вчера и стряслося…
3 марта, раннее утро. Прошедшей ночью встреча с Учителем, у меня прекрасное настроение. Опять я гостил в его Структуре, но на сей раз мы общались не в помещении, а на природе, среди густой мягкой травы, среди изумительных по красоте цветов.
…Учитель О'Джан провел ладошкой над головкой одного крупного пышного соцветия, как бы снимая что-то.
— Вот Прана и вот Огонь, ты их не видишь, к сожалению. Но поверь, они прекрасны, ими можно питаться… Располагайся, сынок, удобнее, я расскажу тебе о Цветах. Давно это было, очень давно. Бессмертные боги не имели детей, поскольку они бесполы. Но они возжелали детей и решили создать их по своему образу и подобию — благим Словом, все-созидающей Любовью, неслыханной Добротой. Решено — сделано; для начала они создали Цветы в Мире Огненном. А после сгруппировали их в живые сознательные существа; они назвали своих первых огненных детей Ману. Прошло время, и Ману обрели развитие в Мире Тонком, чтобы потом воплотиться и в Мире Плотном, физическом, ради познания Бытия…
— Значит, Миры Огненный и Тонкий — не легенда?
— Я расскажу о них подробнее, сынок, придет время. Но сейчас нас интересует Ману, человек-цветок, не так ли?
— Конечно, Учитель!
— Извечная проблема философов: “Так кто же я? Модель прошлого опыта, результат модели прошлого опыта или модель будущего моделирования?..” Запомни, сынок, Ману создан по образу и подобию Божию, поскольку у создателя не было иной натуры. Но вдохнул Он в модель Зерно Духа своего не для того, чтобы Зерно оставалось спящим. Человек есть Центр эволюционной оси, и, когда он понял это, его духовное развитие началось. Конца же тому развитию нет. А с тех пор, как Ману обрел грандиозный Закон, гласящий, что Субъект есть Объект, он пошел в глубь себя и приобрел еще одну бесконечность, и та есть Вселенная.
…Человек тройственен по природе, ибо он есть дух, душа, разум. Ты знаешь уже, Личность — лишь сумма привычек индивида, его страстей, чувств и желаний; она. иллюзорна. Истинным же “Я” человека является его Сущность, иначе сказать, Кристалл Мысли; она вечна, не иллюзорна. И в каждом новом воплощении на Земле Сущность ставит опыт перед своей Личностью, наблюдая за ней, руководя; она радуется успехам и огорчается, когда Личность не понимает задачи. На вершине развития Личность навсегда сливается со своей Сущностью — Небесной Матерью, и они поднимаются в Мир Огненный…
Надо понять, сынок, Ману земной является воплощением или сканирующим лучом человека Огненной Беспредельности; иными словами, человека Космоса, который есть Логос. Задача человека Земли — отразить в себе, как в зеркале, человека Космоса, слиться с ним. А Логосу необходимо трансмутировать свои энергии в жестких условиях Третичной Материи; этим он обретает дополнительные виды утонченных энергий. Замечу, кстати, сколько человеческих существ во всей Вселенной, во всех Трех Мирах, столько же в мироздании и Логосов, Слов Господних. Из этого следует важный вывод: надо ценить свою значимость на Земле, осознавать свои потенциальные силы.
…Вся жизнь есть Лили — божественная игра, главное условие которой — свобода от заранее заданной цели. Эта игра выше полярности добра и зла, и в этом ее ценность. Но продолжим рассказ о человеке… Мудрость всех веков вопиет: “На Земле — как и на небе!” Человек — подобие Божие, подобие Космоса; оно прекрасно, это подобие. В человеке, как и в Космосе, семь начал, я перечислю их: Плазма, Тепло, Тинктура, Синергетика, Огонь, Свет и Пред-существующий Центр Мышления. Не будем вдаваться в подробности, сынок, беседа наша обзорная. Моя задача — заставить тебя мыслить, разбудить воображение. Вступившие на Путь часто повторяют на всех языках: Душа… Божья Искра… Монада… Да, каждый человек-цветок носит в себе Монаду, но многие ли представляют, насколько космически прекрасна и великолепна она? Чакрамы… Огненные Колеса… Семь печатей Господних… С какой беспечностью рассуждают о них иные! Что ведаем мы об их структурах и таинствах? Знаем ли, что Монада в действительности есть сад, Сад Лотоса, который каждый растит в себе в буквальном, а не переносном смысле? Пять Лотосов-Кармендриев объединены Савикальпой в одно активное поле Сознания. Над Савикальпой опрокинут тысячелепестковый Лотос Брамы; много мы знаем о нем, кроме названия? Или Чаша внугри тонкого тела человека-цветка… Сколько ненужных разговоров о ней! “Я увидел в своей Чаше… Я обратился к Чаше… Я почувствовал…” Но прежде, чем увидеть Чашу, надо познать хорошо Тероидсфер Наития, его работу. Вы слышали об этой космической антенне, любители поговорить о Монаде? Многие ли могли зреть турбии не воображаемого, а истинного утонченного Огня, исходящие из чакрамов Манипура и Анахата? Впрочем, — О'Джан помедлил секунду, — тебе, сынок, ведь тоже нелегко представить себе и Монаду, и Чашу, и многое другое. И потому я покажу тебе их работу наглядно. Прошу тебя, сосредоточься, сконцентрируйся на грудном центре Анахата…
…И я увидел в глубине самого себя слабо-фиолетовые струи, исходящие из третьего и четвертого чакрамов. В районе груди по всему ее объему, расходясь и как бы скручиваясь, они образовывали светлое бубликообразное тело; каким-то образом я знал, что это и есть Тероидсфер Наития. Он был во мне, и часть меня — чувствительная космическая антенна, аппарат Восприятия и Действия. 72 тысячи каналов субстанционарной Мысли связывали мою хрупкую индивидуальную антенну жизни с беспредельным Пространством. Я знал: через Тероидсфер Наития я отдаю Космосу свою Информацию, свои Энергии, накопленные в моих глюонных, мезонных, электромагнитных и гравитационных полях; им же воспринимаю Информацию из Пространства… Затем я увидел свою Чашу, о которой много слышал, читал в эзотерических учениях, о которой только что поведал Учитель. Господи, бывают же на свете такие чудеса, такие красоты! — и не где-то, а во мне, во мне!.. Внутри Чаши, из ее Центра, вырывался фиолетовый луч, узкий огненный, и через макушку головы уходил в Космос. А вокруг Луча, обвиваясь, закручиваясь, устремлялась вверх яркая золотистая спираль Драупады. Луч и спираль соединяли верхние чакрамы с головным мозгом, расходясь, растекаясь по полушариям… Из Таламуса — Сердца Лотоса Брамы, опрокинугого над Савикальпой, — выходила еще одна золотистая спираль, менее яркая; она как бы собиралась из полушарий множеством ручейков, чтобы единым золотым потоком пролиться на дно Чаши. Здесь, в сокровенном месте, как в волшебном зеркале, можно было видеть людей разных времен, быть свидетелем минувших эпох и событий; здесь место встречи со своей Сущностью — и об этом я тоже знал достоверно.