Суворовец Соболев, встать в строй!
Шрифт:
— Ты письмо отправил? – спросил Витька.
Санька кивнул. Ещё бы не отправить. Лыча опять сочинил про ландышевый сад волос, в котором он окончательно запутался и теперь умирает, как хочет увидеть Лиду. «Но карантин, как море, разделил нас». В конце письма Лыча, прощаясь, поцеловал Лиду, но даже Витька вычеркнул этот прощальный поцелуй.
Писал Санька ночью, попросив дневального его разбудить. Писал, какой тяжёлый у него был день двадцать третьего февраля, писал, что видел её, но не решился подойти. Писал о том, что вспоминает её, что перед письмом она приснилась ему. И
Когда оркестр доиграл, в зале стало тихо и хорошо. И Санька подумал, что Петя барабанным грохотом настучал всему училищу по голове. Довольный своей работой, он улыбался.
На сцену поднялся полковник Зотов, поздравил майора Шабурко и, захлопав, подал знак залу. Зал ответил редкими вялыми хлопками, и только Волынский от души с маху плющил огромные ладони и выкрикивал:
— Бра-во! Бра-во! Бра-во!
Санька оглянулся и увидел, как Петька Лычов показывал на Волынского и потом крутил пальцем у своего виска.
Взял
Вот вторник после уроков капитан Баташов подозвал Саньку к себе:
— Скоро конец четверти, а ты до сих пор не можешь через козла перепрыгнуть. Что говорит майор Иванов?
— Говорит, чтобы я мысленно перед сном тренировался и делал это каждый день.
— И получается? – капитан положил руку на Санькино плечо.
— Мысленно получается, — вздохнул Санька, — это же не на самом деле.
— Мысленно это, конечно, хорошо, — улыбнулся Баташов, — но сегодня я попросил вожатого, чтобы он сходил с тобой и с Декабрёвым в спортзал. А то мысленно… — ещё раз улыбнулся Баташов и качнул головой.
«Да если б он знал, — подумал Санька, когда остался один, — как часто я разбегался, отталкивался от мостика и перелетал через козла, упираясь ногами в маты, как засыпал и видел эту чёрную култышку на деревянных ногах». Он прыгал до тех пор, пока, оттолкнувшись, не улетал куда-то высоко, в сон, где мечтал встретить маму, отца, деда и в последнее время её, Лиду. Он мечтал увидеть её такой, какой она была на вечере двадцать третьего февраля, какой представлялась в письмах: красивой, голубоглазой, ждущей помощи. И он приходил к ней и был рядом, а утром забывал, как её выручал, от кого защищал. Но то, что помогал, помнил.
После второго часа самоподготовки они с Толей пошли в спортзал. Володя в выцветшем чистом трико, светло-коричневом льняном свитере и старых полукедах ждал их в раздевалке.
— Давайте скорее, в спортзале пока никого нет. Я козла чуть укоротил.
Козёл с широким кожаным матом позади действительно казался маленьким и даже мелким.
— Значит так, — в голосе Володи зазвучала твёрдая струнка. – Сейчас разминаемся, а потом прыгаем. Прыгаем и прыгаем, пока не выполним упражнение! А теперь за мной по залу.
Разминка длилась недолго, минут десять, но Володя всё время подбадривал:
— Бегом, бегом, не отставать.
Скоро майки стали влажными, пот капельками стекал по лицу, И Санька с Толей тяжело задышали.
— А теперь друг за другом. Я вас страхую. Главное, оттолкнуться, поверить, наскочить, перелететь. И так пока не получится.
Санька разогнался, подбежал к мостику, но испугался, затормозил и налетел грудью на козла, но сильными руками был пойман и отодвинут в сторону.
— Ничего, не останавливайся. Набегай снова, — подбодрил вожатый.
Санька пошёл снова, повторяя про себя; «Прыгну, сейчас перепрыгну».
Он вновь помчался к снаряду, достиг мостика, напрыгнул, выставил руки вперёд и сел на козла. Тут же почувствовал, как его приподняли и перетянули на мат.
— Не останавливайся, — услышал он, спружинил на ноги и побежал обратно, не замечая, как навстречу летит Толя.
Вернувшись в исходную точку, он вновь помчался на снаряд и опять оседлал его, и вновь сильные руки перетянули Саньку. И опять же спружинил на ноги. Опять бежал, опять повторял: «Перепрыгну, перепрыгну, перепрыгну»… С каждым прыжком козёл становился меньше и меньше. Санька еще садился на него, а после приземления чувствовал, что вот-вот перелетит, перескочит, перепрыгнет.
Этот момент наступил неожиданно. Санька оттолкнулся, на лету ударил ладонями о скользкую кожу, слегка задел о край снаряда и перелетел, упав на колени. Он не поверил, что перепрыгнул сам, оглянулся: Володя радостно улыбался:
— Молодчина, получилось!
Санька не успел почувствовать победу, как увидел, что на него летит Толя. Он увернулся, а тот, оказавшись на месте, подпрыгнул и хлопнул в ладоши.
— Ура! Я его взял!
— А ну давайте ещё разочек, — радостно приказал Володя.
Санька вышел вперёд, чуть задержался и сжал кулаки.
«Сейчас, козёл, сейчас»… — со всей силы отталкиваясь от гладкого пола, добежал до мостика, напрыгнул, спружинил, легко перелетел коричневую тушу и впечатался в мат.
— Молодцы, — оттолкнул Саньку в сторону Володя и помог приземлиться Толе.
Потом вожатый помог отработать прыжок, приземлился и, подняв козла, потребовал, чтобы вновь преодолели его.
Удивительно, но Санька даже не успел испугаться. Он видел Володю, знал, что тот поможет, и наверно поэтому у него всё получилось. И когда Володя вновь удлинил на одно деление ноги снаряда, Санька без труда преодолел его и приземлился на матах.
— Ну вот и всё, — сказал Володя. — Потом можно будет отрабатывать прямые ноги, оттянутые носочки, приземление, отход, а это уже три бала, — и, помолчав, добавил: — Другие сильны от рождения. Им всё легко досталось. А вам, чтобы быть на их уровне, нужно бороться. Бороться, а не тратить время на обиды. Каждую свободную минуту вам нужно тренировать руки, ноги, тело. Если каждый час выбирать минуту и отжиматься всего по десять раз, то за день это будет сто пятьдесят. Мышцы будут сильными и упругими. Если на строевой не получается поворот на месте, уйти в укромный уголок, чтобы не засмеяли, повтори пятьдесят, сто раз – получится. Задача не даётся, разбери двадцать штук, схватишь решение, будешь их щёлкать, как орешки…