Свадьба колдуньи
Шрифт:
Ей снился матч по поло. Цокот копыт, пыль, возбуждение, напряжение.
Затем знакомые образы как-то расплылись, и ею овладело странное чувственное возбуждение. Она оказалась в теплых объятиях какого-то мужчины, ритмически двигаясь с ним в танце по какому-то неправдопобному полю для игры в поло… Они были одни, хотя вокруг них продолжалась напряженная игра и сидели зрители.
Это были руки Эдварда, она была почти уверена, она танцевала с Эдвардом, и его близость разжигала в ней огонь желания. Но тут вдруг она увидела всадника, с топотом скакавшего к ним. Лица его не было видно под шлемом. Высоко поднимая клюшку, он летел прямо на них, и
Она склонилась над ним и, плача, прижала его голову к себе, но когда увидела его лицо – это был Люк, а не Эдвард. Не переставая стонать, она все повторяла во сне его имя и падала, падала на колени возле бездыханного тела… Верити резко села на кровати. Простыни были мокрыми от пота. Вся дрожа, она несколько секунд смотрела в темноту, затем включила ночник и откинулась на подушку. Уже несколько месяцев, как она не видела кошмаров. А теперь даже при свете жуткие видения стоят у нее перед глазами! Ей всегда стоило труда освободиться от навязчивых страхов, особенно в темноте.
Почему в предрассветные часы мы особенно беззащитны? Почему даже незначительные проблемы начинают казаться непереносимыми? Именно в такие моменты ей особенно недоставало матери, хотя отца она тоже очень любила и страдала без него…
Тоска по матери, однако, была какой-то особенной, первобытной. Почему? Этого она не знала… Отец был военным, и родители ее постоянно колесили по свету, надолго оставляя ее в интернате. Столь памятные прогулки на природе были редкостью. Может быть, именно поэтому она сохранила о них столь живые воспоминания?
Она так и не узнала по-настоящему свою мать, детская привязанность к ней не успела перерасти в дружбу. Многие ее сверстницы с удовольствием ходили со своими матерями по магазинам или в кафе, откровенничали, делясь своими радостями и находя утешение в горестях, и она всем им завидовала…
Временами, думая об этом, она чувствовала себя преданной, брошенной, и это злило ее. Но почему? Разве можно сердиться на родителей за то, что они погибли?
Повертевшись без сна еще какое-то время, она встала, налила себе стакан лимонного сока, вышла на террасу и села в шезлонг. Утешение она находила в работе. Стоило же ей остаться наедине с собой, как она тут же начинала себя жалеть. Может, именно этого и добивается Люк? Может, именно так он хочет наказать ее за неверность Эдварду? Может, весь смысл этих двух недель заключался именно в том, чтобы выдавить из нее эти воспоминания и тем самым отметить день смерти Эдварда?.. – Ты что-то бледна. Верити, – сказала ей утром Карли в машине, когда они ехали вдоль побережья. – Как ты себя чувствуешь?
– Ничего, просто я плохо спала, – призналась Верити, любуясь пробегавшим мимо пейзажем. После безжалостного самоанализа в предрассветные часы ей вовсе не хотелось никуда ехать, но обижать Карли она тоже не могла. Перспектива провести целый день всего лишь в одном футе от Люка, на переднем сиденье его машины, вовсе ее не воодушевляла. Внутренне она была напряжена до предела и ощущала присутствие Люка каждой клеточкой своего тела, в любой момент была готова вступить в схватку с ним или бежать без оглядки…
Погода как нельзя лучше соответствовала ее настроению. Они ехали вдоль пастбищ, плантаций сахарного тростника и кокосовых пальм. Целые груды проросших орехов лежали на земле. Солнце немилосердно жгло ее плечи, и она хвалила себя за то, что сообразила
– Боюсь, скоро начнется дождь, – заметил Люк, на секунду перехватив ее взгляд. В плотно облегающих синих джинсах и синей джинсовой рубашке с открытым воротом он сегодня выглядел еще более мужественным, еще более привлекательным, чем обычно. Короткие рукава обнажали мощные бицепсы. С трудом оторвав взгляд от его мускулистой руки, переключавшей передачу, от загорелой шеи и густых черных волос, она сложила руки на коленях. Пальцы ее беспокойно двигались, и она вдруг сообразила, что беспрестанно ерзает и мнет серо-зеленую ткань шортов. Чтобы скрыть свою нервозность, она поскорее спрятала руки.
– Подумаешь… Не растаю, – ответила она с показной веселостью, надевая темные очки в надежде хоть как-то скрыть свое возбуждение. Люк казался сегодня еще более насмешливым и гипнотизирующим, чем обычно. – Вчера Сара сказала мне по телефону, что в Лондоне вот-вот пойдет снег! – добавила Верити неестественным тоном, оборачиваясь к Карли и Раулю. – Не верится, правда? И это в середине апреля!
– А я люблю тропические ливни, пусть льет хоть каждый день! – рассмеялся Рауль.
День оказался очень насыщенным. Карли хотелось проехать по всем знакомым местам, прежде чем они отправятся на Ямайку. Сначала они побывали в Кабарете, посмотрели, как мчатся и прыгают на волнах серфисты. Оттуда отправились вдоль берега к лагуне Гри-Гри и на лодке проплыли по узким петляющим проходам между серыми корнями мангровых деревьев. Дождь все никак не начинался, и воздух становился все тяжелее и тяжелее, а горизонт – все темнее. Верити никак не могла сбросить с себя напряжение, с которым проснулась еще утром.
В Сосуа после аппетитнейшего обеда из моллюсков и различных салатов компания разделилась. Люк пошел навестить своего друга, занимавшегося разведением лошадей, а Верити отправилась с Карли и Раулем по местным магазинам сувениров. Занятая своими мыслями, Верити не сразу сообразила, что потерялась. Переходя из магазинчика в магазинчик и покупая экзотические тропические фрукты, чтобы затем, вернувшись в отель, поэкспериментировать с ними, она вдруг оказалась одна на бедной окраинной улочке.
Верити остановилась в нерешительности, однако, увидев базарную площадь и охраняемый, как принято здесь, вооруженными солдатами передвижной банк, где они обменивали американские доллары на доминиканские песо, она успокоилась: цивилизация где-то совсем близко.
Внимание ее привлек парнишка, продававший ананасы, и на ломаном испанском она спросила цену.
– Un peso <Одно песо>, – широко улыбнулся ей маленький продавец, перебрасывая ананас с одной руки на другую и с поразительной точностью орудуя устрашающего вида ножом. Несколько секунд – и ананас оказался разрезанным на тонкие кусочки, а мальчик галантным жестом протянул ей ломтик на чистом листе бумаги.
– Gracias! – восхищенно поблагодарила Верити и, не подумав, протянула мальчику два песо, но тут же раскаялась в своем поступке, заметив на себе внимательные взгляды стоявших неподалеку женщин. Как это она забыла, что Доминиканская Республика – все же «третий мир», где люди усиленно торгуются, а не бросают деньги на ветер, как будто они ничего не значат…