Свадебный букет [СИ]
Шрифт:
— Ты меня не слушаешь? — кричала Лиза, когда Семену надоел спектакль, творимый женой.
— А смысл? — устало проговорил мужчина, понимая, что его семейная жизнь потерпела фиаско.
Это раньше он старался не замечать того, что жена позволяла к себе притрагиваться только в том случае, когда ей было что-то нужно. Чаще всего это были деньги. Семен не был жадным, но умел считать, не просто так они давались ему. Ведь чтобы придти к финансовому благополучию пришлось сделать много, очень много. А то с какой легкостью Лиза транжирила его деньги не укладывалось у мужчины в голове, причем на всякие безделицы, которые она, возможно, никогда ни разу не наденет. Он не один раз замечал, что решающим моментом в той или иной покупке была высокая цена товара и чем она была больше, тем сильнее вероятность приобретения ее Лизой.
— Как это какой смысл? —
Это был самый беспроигрышный аргумент в споре. Лиза всегда к нему прибегала, когда хотела чего-то добиться от мужа. И он, как правило, действовал в любой ситуации.
— Наверное, уже да, — спокойно подтвердил очевидное Семен.
И тут Лиза разразилась рыданиями, надеясь, что как всегда муж начнет ее утешать и уж тут-то они помирятся. Она даже подумывала о том, чтобы намекнуть ему, что была бы не против увидеть его сегодня ночью у себя в постели. Супруги уже несколько недель спали в разных комнатах. Женщина воспитывала мужа, отказывая в близости. Однако Семен повел себя не так как обычно… Он вышел из комнаты, оставив женщину предаваться рыданиям… самостоятельно.
***
По приезду домой было так трудно скрыть следы слез от мамы. Она все подмечала, все видела, но даже словом не обмолвилась о том, что было написано у меня на лице, и ничего не спросила по поводу того, в каком состоянии я приехала домой. Поздно. Вечером уже, почти ночью, достала из под тряпицы свежеиспеченные булочки, налила сладкого чая и усадила за стол без слов, поняв, что у меня с утра маковой росинки во рту не было. Мама она и есть мама, для нее главное накормить. Спасибо провидению, которое помогло мне вчера вечером. Выскочив из машины большого босса я кинулась к лифту, на нем и поднялась в вестибюль офисного здания, благо оно еще не было закрыто, а оттуда направилась на улицу. В этот момент позвонил сосед и сообщил, что он в городе, спрашивал куда ему подъехать. Я рассказала, оказалось, что он находился совсем недалеко. Мужчина увидел мое состояние и поинтересовался что случилось, пришлось сказать о проблемах на работе и неудачном переходе с одного места на другое. И тут он меня обрадовал, сказав, что собирается ехать назад и если мне надо, то может прихватить с собой. Естественно, я не стала отказываться. По дороге позвонила Татьяне и сообщила о своем провальном рабочем дне, умолчав о происшествии в машине, заменив его на историю о своей некомпетентности. В принципе, это была практически правда. Я совершенно некомпетентна в отношениях с мужчинами, которые сводились к полному разочарованию в себе и в людях.
Уже дома, лежа в кровати и возвращаясь в мыслях к случившемуся в этот день я смогла разобраться и понять, что виновна не я одна. Что большой босс не меньше меня должен отвечать за свои поступки, вот только если судить по его словам, то вся причина лишь во мне. А ведь это не так на самом деле. Это, конечно, не умаляет моей вины, полностью освобождая, но и не делает меня корыстной интриганкой, какой выставил меня…Семен Эдуардович. Перед сном, в который я еле-еле провалилась, пожелала ему здоровья и семейного благополучия. Так всегда делала моя мама — желала добра всем недругам. Наверняка и моему отцу в том числе. Пусть себе здравствует на радость любимой женщине и детям. Наверняка, их у него много. Ведь только в детях можно измерить величину любви.
А ночью мне опять приснился сон с…незнакомцем в главной роли. Вот только теперь у него было лицо…Лицо большого босса…чтоб ему спокойно жилось на белом свете.
…Свечи. Десятки зажженных свечей вокруг разгоняли полутьму. Мерцали. Огоньки тянулись вверх, танцевали в чувственном танце, склоняемые в разные стороны под легким движением воздуха. Я словно попала в сказку о Шахрезаде, загадочную и волнительную. Стоя в круге из нескольких рядов свечей, я не видела размеров комнаты. Большая она или маленькая? Это было не известно. Свет, исходящий от свечей, выхватывал только часть помещения и меня в центре освещенного участка. Я одна, где-то тихо лилась музыка, обволакивая своим звучанием, слегка убаюкивая, вгоняя в дрему. Мне одиноко. Мне не хватало чего-то…вот только объяснить я словами не могла. Они не давались, соскальзывая с языка…
И тут у моих ног я почувствовала движение, опустив глаза, увидела, предо мною склоненный мужчина. И сразу же ощутила прикосновение его ладоней к моим икрам. Меня сразу же бросило в жар, а
— Зарина, доченька. Зарина. Проснись, — мама теребила меня за плечо.
— Что такое? — я подорвалась на кровати, сразу же проснувшись. — Мама, тебе плохо? Скорую?
Сердце поскакало вприпрыжку. Неужели у мамы приступ? Вроде бы с вечера было все нормально. Она не жаловалась на боли. Или она от меня что-то скрывает? Я уже собралась вскочить с постели и бежать вызывать карету скорой помощи. Если с мамой что-то произойдет, то что мне делать? Как быть?
— Не надо никакой скорой, — ласково погладила она меня по голове, успокаивая, как могла делать только она одна. — Ты стонала. Громко. Тебе приснился страшный сон?
Вот оно что. Оказывается это я разбудила мамулю. Как стыдно. А все это…ой, не хочу о нем вспоминать, а то опять разволнуюсь.
— Да, мам. Страшный.
А сама подумала, что страшнее сна не бывает, когда тебя преследуют в каждом сновидении чужие руки, губы. Просто не дают прохода, вынуждая им сдаться, подчиниться.
— Все будет хорошо. Скажи: куда ночь туда и сон. И все пройдет, — посоветовала мне мама.
Я же лишь кивнула в ответ, соглашаясь.
— Мам, посиди со мной, — как маленькая попросила я, зная, она не откажет. Ведь всегда в детстве, когда мне было страшно или я не могла уснуть мама, милая мама сидела со мной рядом, успокаивала и убаюкивала, до тех пор пока я не засыпала. Ну и пусть, что я уже давно не девочка, что в моем возрасте уже многие женщины имеют детей, да не по одному. Для мамочки я всегда останусь ее ребенком, в каком возрасте я бы не была.
— Конечно, доченька. Посижу, — и она присела на краешек кровати, а я, извернувшись, положила ей голову на колени. Ведь, наверняка, именно так я лежала когда-то, когда была маленькой девочкой, младенцем, на коленях у мамы. Сейчас же на них помещается лишь моя голова.
Мамуля гладила меня по волосам, напевая колыбельную, которую раньше пела очень часто, чтобы было легче уснуть.
— Я тебя люблю, — сорвалось с моих губ.
— И я тебя, доченька. И я тебя…, - нет ничего прекраснее и мягче маминых ладоней. В них сосредоточена ласка всего мира. Я лежала и впитывала ее, волосами, кожей, всем своим существом, запоминая этот миг, навсегда, выжигая каленым железом в памяти.
***
Утро нового дня. Я проснулась уже давно, но продолжала таращиться в потолок. Мама ушла сразу же стоило мне смежить веки. Я сама ее отправила. Она еще, наверное, не вставала. Такая рань. Шесть часов или еще того раньше. Солнышко только-только взошло, заглядывая ко мне в окно. Вот в чем неудобство комнаты, расположенной окнами на восток, в ранней побудке. При слепящих глаза лучах сильно долго не поспишь, хоть прячься под одеяло, хоть нет. Все равно придется вставать. Но не солнце меня разбудило, к нему я уже привыкла, а тревожные мысли. Что делать? Идти мне на работу или нет? Или может быть я своим поведением выписала себе волчий билет? Что ж такое может быть. Вряд ли начальство оставит без внимание мою эскападу. Большой босс должен за себя постоять, наказав нерадивую подчиненную. Не может мужчина, считающий, что его обидели, не ответить должным образом.