Свеча Хрофта
Шрифт:
Вел был занят смесью. Перед ним на простом деревянном столе лежали результаты его труда — несколько арбалетных болтов. В основании наконечника в дереве полукровка выдолбил небольшую ложбинку, уходящую внутрь, под наконечник, в которую и поместил совсем крошечную, какие умели делать лишь альвы, продолговатую капсулу с жидкостью Руни. Капсула крепилась воском. Самая маленькая в поперечнике едва ли больше ржаного зерна, самая большая напоминала размером крупную гусеницу, потому что часть ее выступала над поверхностью дерева, и казалось, что по болту медленно ползет янтарный слизень.
— Надо попробовать все варианты, — не дожидаясь вопроса вошедшего, отозвался Велунд. — Я почти закончил с образцами. Осталось испытать. Но боюсь, вот это… — он указал на последний болт с замершей
Велунд осторожно собрал со стола свои творения и вышел наружу. Хрофт последовал за ним, выбирая момент для начала разговора.
Полукровка зашагал к берегу реки. В отличие от своего старшего брата Рихвина, любившего лес и выбиравшего для тренировки воинов поляны в самой глуши, Вел всегда стремился к воде. Об этом и спросил Хрофт, желая нарушить воцарившееся молчание.
— Действительно, забавно, — бесцветным голосом сосредоточенного на чем-то важном мастера ответил Велунд. — Это я должен любить лес. Моя мать была эльфийкой. А мать Рихвина и Дирка — чистокровной и родовитой альвской красавицей. Несмотря на все умения и магию родни, она погибла, давая жизнь Рихвину. Своей родительницы я не помню, но, видимо, она не слишком желала взяться за мое воспитание, раз отослала отцу сразу после рождения. Отец часто говорил: любовь одной женщины как лес, она шумит и полна опасностей, но пребывает вовеки, любовь другой — как широкая река, захлестывает тебя с головой, но не проси ее остановить свой бег. Может, поэтому меня все время тянет к воде. Она пахнет чистотой, она всегда в движении.
Сердце поэта и руки умелого мастера: Хрофт с досадой подумал, что Рунгерд не могла не влюбиться в красавца альва. Возможно, поэтому они почти всегда вместе.
Прервав его размышления, Велунд, все это время круживший возле установленных на опоре арбалетов, попросил Отца Дружин отойти подальше и отошел сам, держа в руках концы веревок, привязанных к спусковым механизмам арбалетов.
Первый болт ушел в сторону небольшого сосняка, что спускался клином к самой воде, молча вонзился в дерево. Велунд досадливо поморщился и дернул за вторую веревочку. Второй болт врезался в сосну чуть ниже, чем рассчитывал Вел, но на этот раз от удара о крепкую сосновую кору «материал» наконец изволил показать свою силу. Раздался хлопок, брызнули в стороны клочья коры и древесины, а на красноватом стволе осталась круглая белая рана с обугленными краями.
— Я знаю, почему ты и твои братья здесь. Вы, альвы, отчего-то всегда, с самого сотворения, были падки на чужую магию… — равнодушно заметил Хрофт, пристально наблюдая за Велундом. Тот постарался ничем не выдать своего удивления, лишь зеленые глаза сверкнули огнем ярости, и чуть дрогнули уголки тонких, красиво очерченных губ. — Видимо, заклятья, которыми платит вам за службу Рунгерд, действительно сильны, раз вы так беспрекословно подчиняетесь смертной.
Хрофт надеялся, что полукровка допустит ошибку, вспылит, скажет лишнего. Но Вел держал себя в руках и продолжал методично выпускать из арбалетов болт за болтом. Четвертый угодил в молоденькую сосенку, и взрывом ее переломило пополам, но альв даже не вздрогнул.
— Ты мудр, Отец Дружин, раз сумел узнать о заклятьях. Мудр, но видишь не все. Поверь, если бы дело было лишь в какой-то ворованной магии, наши пути с Руни разошлись бы уже давно.
— Так в чем же дело? — спросил Хрофт, не слишком надеясь на то, что Велунд ответит, но полукровка продолжил:
— Ты силен и умен, Владыка Асгарда, и ты бог, и потому будет глупо с моей стороны скрывать от тебя то, что было. Поэтому я расскажу, а ты сам решишь, верить мне или нет. Десять лет назад на пароме, что шел на Хединсей, я увидел девочку. Она срезала кошелек у какого-то глупца. Ей было дурно, она боялась наказания, но все же сделала то, что хотела. И я увидел в ней отблеск величия. Величия истинного, что дается лишь одному на многие сотни лет. Я хотел забрать ее еще тогда, но Дирк помешал мне. И долгое время я думал, что упустил свой единственный шанс оказаться рядом со звездой, которой суждено воссиять ярче многих. Но Судьба была благосклонна ко
Но на этот раз я был умнее. Я принял ее плату. А когда принес Диркристу первое из заклятий, что прошептала мне Руни, брат едва удержался в рассудке, так ему хотелось получить от Девчонки еще что-нибудь. Может, в том, что я чувствую магию, виновата моя эльфийская кровь, но, признаться, я и не догадывался о ценности того, чем обладала Руни.
Тогда мы с братьями начали учить ее. И она училась всему и с таким увлечением, что трудно было не заразиться ее страстью к знанию, не поразиться тому, как жадно она стремилась познать собственный предел и расширить границы возможного. И каждый из нас, и я, и Дирк, и Рихвин, понял, что пойдем за ней. Можешь назвать это притяжением истинного дара. Хотя… за братьев не поручусь. Может, их все еще манят заклятья, которыми продолжает платить нам за службу Руни. Некоторые из них ты видел в действии. Они сильны, но не сразу поддаются более слабому магу, чем тот, точнее — та, что их создала.
Еще один болт взметнулся вверх. Грохот. Вспышка. Крепкая молодая сосна с похожим на стон скрипом завалилась на сторону, уцепившись ветвями за соседку, на которой взрывом опалило кору. Велунд прервал свою речь, подошел к арбалетам и зарядил их вновь. Хрофт терпеливо ждал, сам удивляясь, как быстро странный темп жизни в лагере успел передаться и ему. Здесь каждый был занят делом. Маленьким, но важным настолько, что попытка помешать казалась чем-то непростительным, сродни святотатству. Хрофт наблюдал за четкими, уверенными движениями полукровки и отчего-то словно впервые посмотрел на свои широкие крепкие руки, созданные для меча и копья. Пожалуй, реши он помочь альву с его работой, он бы просто раздавил в пальцах крошечные капсулы.
— Она провела у нас в Альвланде почти пять лет, — продолжил Велунд. — И, что, пожалуй, даже польстило мне как ее Учителю, многие альвские мастера признали ее талант и порой даже приходили к ней за советом. И я уже думал, что так будет продолжаться дальше. Ее, простую смертную, наконец приняли в моей стране как равную. Большего нельзя было и ожидать. Но оказалось, что мечты Руни и ее цели никак не связаны со страной альвов. Когда она сказала, что хочет встретиться и поговорить с Хедином, я решил, что она шутит. Дирк рассмеялся в голос, а Рихвин едва не подавился элем. Первое время мы надеялись, что это блажь, которая пройдет. А когда поняли, что это не так, Дирк попросил ее уйти. Я не препятствовал, полагал, моя девочка одумается и вернется. Но она набрала отряд людей. Начались набеги на ярлов. Руни пробовала свои силы.
— И как же случилось, что ты и твои братья опять оказались с ней?
Словно отвечая на вопрос, Вел снова дернул за конец веревки, и новый болт ушел в сторону сосен. Взрыв. Сосну вывернуло с корнем. Вверх взметнулись комья вырванной земли.
— Я был горд. Если бы не братья, я не стал бы первым просить мира. Но Дирк едва ли не каждый день вспоминал о том, какими ценнейшими заклинаниями снабжала нас Руни, а Рихвин с таким упоением рассказывал о ее победах, что я сдался. Она встретила нас, как ни в чем не бывало, как будто мы не расставались на долгие месяцы. И через пару дней ошарашила своим новым планом — раздобыть Свечу жизни Одина. И, видимо, я плохой Учитель, потому что не верил в ее успех, до последнего полагал, что ничего не получится. Но ты здесь, Великий Один, Отец Дружин. И у тебя в ножнах Разрубленный меч из Восточного храма. И в этом я вижу доказательство силы смертных. Силы, о которой забыли боги и о которой не подозревал я сам. И я еще надеюсь увидеть лицо бога Хедина, когда моя девочка выскажет ему все, что решила.