Свеча Хрофта
Шрифт:
Владыка Асгарда так и не узнал заклятья целиком. У него был всего лишь обрывок, только часть. И неизвестно, обретет ли силу это незавершенное заклинание или лишь укрепит тех, кого он до сих пор считает друзьями, в мысли, что Старый Хрофт стал предателем.
А если сработает? Каково будет оказаться в самом центре этой волшбы? Стоит ли девчонка Рунгерд того, чтобы для спасения ее жизни отказаться от своего вновь обретенного могущества? Не так, как это было после победы Молодых Богов, что в насмешку и назидание оставили поверженному Родителю Ратей малую толику прежней силы. На этот раз не останется ничего, кроме верного меча и выносливости собственного тела. Смертного тела, из которого по капле истечет магия. Будет ли
Хрофт не думал об этом. Все робкие попытки разума отогнать наваждение разбивались об одну-единственную мысль, пульсировавшую, казалось, во всем существе Отца Дружин: «Я не могу потерять ее вновь». Отпустить, ввергнуть в новые муки не богиню — женщину, которая принесла ему весть о прощении. Женщину, что встала между ним, Старым Хрофтом, и агонией векового одиночества?
Словно сам собой воскресал в памяти сложный рунический узор древнего колдовства, выступал отчетливее и ярче. Оборванный на полуслове, незавершенный узел рун. И, чувствуя, что мертвое в своей незаконченности заклятье не желает оживать, Владыка Асгарда выплеснул в него все свои силы, без остатка. Вложил в него всю свою мощь и оттолкнул, заставляя взмыть в небо над головами сражающихся. Повиснуть между ним и магическим копьем. Неподвижный цветок замер в ожидании. Для такой волшбы нужна была большая жертва. И Хрофт уже знал, какой она будет. Почти обездвиженный силком чужого колдовства, он едва мог пошевелить рукой, но нащупал в сумке Свечу. Отломил непослушными пальцами треть Свечи и швырнул раздавленный кусочек воска в оскаленную хрустальными иглами жадную пасть Древнего заклятья. Яркая вспышка возвестила о том, что жертва принята.
— Слышишь меня, Творец Всего Сущего? — крикнул он так, что голос Древнего Бога нарушил пределы Хьёрварда и гулким колоколом отразился в Межреальности. — Я, Один, последний из асов, прошу тебя, дай мне ее спасти.
Невидимый смертным клубок заклятья развернулся в воздухе диковинным цветком, каждый хрустальный лепесток которого отразил в своих гранях тысячи тысяч миров, порой неведомых даже Владыке Асгарда. Огромный, десятифутовый алмазный лотос расцвел над полем битвы. Он продолжал раскрываться, с каждой минутой наполняясь багровым сиянием, словно вся кровь, пролитая в этой бессмысленной бойне, питала его, заставляя расправлять лепестки и подниматься все выше.
Раздробив на миллиарды искр зыбкий колдовской щит, что попытались возвести маги, Огненное Копье ударило в самую сердцевину цветка.
Отец Дружин почувствовал, как заклинание Хаоса, терзавшее его тело, рассеялось. С уловимым где-то на самом пределе слуха стеклянным звоном осыпались нити заклятий, опутавших все вокруг.
Хрустальный цветок взорвался над его головой нестерпимым молочным светом, окатил разномастную армию ледяной волной. Воины остановились, в недоумении озираясь, словно впервые видели тех, с кем еще недавно сражались так дико и отчаянно.
Глава 3
Волшебница в ярости попыталась ударить рукой по перилам, но прозрачная ладонь прошла сквозь мрамор. Она надеялась еще раз переговорить с Хагеном, но что-то не пускало ее внутрь Хединсейского замка. Видимо, сегодня туда наведался Хедин.
Как просто было бы встретиться с ним лицом к лицу и потребовать вмешаться. Но в том и состояло ее проклятье — Новый Бог оказался недостижим. Едва лишь он появлялся где-то поблизости, как волшебница чувствовала: ее сотканное из тумана тело начинает таять. И страшное небытие распахивает где-то рядом свои холодные объятия. Поэтому приходилось растолковывать все Хагену. А кто ведает, как он передает ее слова своему Учителю.
Волшебница не настолько верила в смертных, как Хедин, не настолько доверяла им. Девчонка ускользнула из-под самого ее носа. И виной этому был Отец Дружин. Старый Хрофт все-таки воспользовался Разрубленным мечом, и очень скоро Безымянная потеряла след. Она в ярости проклинала излишнюю щедрость Хедина к своим жрецам. Как ни кичился своей предусмотрительностью и осторожностью Познавший Тьму, а не сумел предугадать, что его друг и соратник, старик Хрофт, вновь став Одином, может обратить вернувшуюся силу против Новых Богов.
Волшебница досадовала на себя. Захваченная бессильной яростью, она позволила зофарам разгромить лесной лагерь. Но это не принесло облегчения. А теперь не знающая стыда Девчонка снова посмела пустить в ход ее заклятья.
Безымянная вслушалась в эфир, пытаясь понять, откуда донесся до нее отзвук ее собственных заклинаний, украденных старым лекарем. И едва не вскрикнула от досады, едва догадалась, что Отец Дружин и его новая соратница вернулись туда, на прежнее место, в разрушенный лагерь.
Легкий, сотканный из тумана плащ одним движением превратился в широкие серые крылья. Волшебница понеслась стремительной тенью над блистающим Срединным морем, бирюзовыми лентами рек и благословенными рощами Хранимого королевства, над горной цепью, ограждающей от приходящих с моря ветров прекрасную страну альвов. Она стремилась на зов мести, собирая силы для смертоносного удара.
Волшебница знала себе цену. Она была уверена, что на этот раз от маленькой смертной воровки не останется ничего. Даже костей. Даже имени. Потому что после того, что она сделает с лживой тварью, другие побоятся вспоминать о том, что когда-то на берегу реки в Дубравах жила какая-то Девчонка.
Выдавая свое присутствие едва заметным шевелением воздуха, развоплощенная распростерла руки, ловя поток теплого ветра. Ветра Хранимого королевства, напоенного ароматами цветущих вишен. Давящая боль в сердце — точнее, призрак боли, потому что сердце она утратила вместе с привычной смертной оболочкой, — заставила ее рывком рвануться вверх, к солнцу. Чтоб избавиться от вишневого ветра и мучительных воспоминаний. Она убьет Девчонку, и никому больше не придет в голову вбивать клин между богами.
Но ярость тотчас уступила место тревоге, как только волшебница поняла, что маги Девчонки неспроста пустили в ход одно из самых сильных украденных заклятий. На поляне и в перелесках кипела битва. Пестрая и бессмысленная, словно воплощение самого Хаоса. Сотни воинов рвали друг другу глотки, как стая взбесившихся собак. Там были несколько альвов, пара сотен гномов, но большую часть составляли люди. Лишенная тела не могла понять, кому понадобилось собрать в одном месте столько смертных. И еще большим стало ее удивление, когда она разглядела в толпе пешего, покрытого человеческой кровью Отца Дружин, волшбой и мечом пытающегося укрыть горстку воинов в зеленых плащах — сторонников Девчонки. И вдруг Владыка Асгарда поднял голову и замер так, даже не пытаясь заслониться от нацеленных в него клинков, копий, штыков. Обычное зрение не могло дать ей ответ, но магическим взором она тотчас увидела причину такого странного поведения Отца Дружин. Сизое марево знакомого колдовства облепило ноги Хрофта и стоящей рядом с ним девушки. Древний Бог боролся изо всех сил, не позволяя серому спруту рассеять собственное тело и тело смертной, но оно было слишком сильно. Расподобляющее заклятье Хаоса. Волшебница тотчас узнала давнего противника по рисунку заклинания. И едва не вскрикнула, поняв, что целью хаоситов было не связать бога, а расправиться с ним. Магическим зрением она ясно видела его — копье, несущееся прямо в центр кружка бунтарей. И вся ее злость и ненависть тотчас улетучились. Хрофт сделал достаточно, чтобы заслужить наказание. Но не будь его, Хедин едва ли остался бы жив, едва ли стал бы одним из Новых Богов. Он, Старый Хрофт, приходил на помощь, когда требовалось. Он не был одним из них, Магов Поколения, всегда — часть другого мира, ушедшего, утраченного. Но старик всегда был на стороне Упорядоченного.