Сверхновая американская фантастика, 1996 № 05-06
Шрифт:
С благоговением священника, совершающего причастие, Жерар Вергалан достал позолоченную металлическую утку и поставил ее прямо на стол. Прищурив глаза, он вынул платок из кармана хорошо сшитого, но слегка поношенного сюртука, смахнул пыль с перьев утки и потер ее сияющий клювик. С особенной тщательностью отполировал он стеклянные глаза, которые казались даже более настоящими, чем у натуральной птицы. Эта утка и в самом деле была на редкость красивой: чуть меньше натуральной величины, отточенная до мельчайших деталей и каждое перышко — произведение искусства.
Вергалан убрал носовой платок и подошел к тихо попыхивающему чайнику.
— Нет,
Он налил кипятку в чашку с чуть обитой ручкой и добавил немного воды в тазик, который поставил на стол.
— Этот старый ублюдок все распинался перед публикой, повествуя о том, как работал автоматический механизм, как соловьи императора могли опускать и поднимать крылышки и поворачивать голову. Когда же моя уточка пошла, они повскакивали с мест. — Он ухмыльнулся при нахлынувшем воспоминании об успехе. — Никто не ожидал, что уточка столь подобна настоящей. Когда она поплыла, даму, упавшую в обморок, пришлось вынести в сад. Наконец, когда утка проглотила несколько зернышек овса, которые я положил перед ней на стол, то даже Гино не смог скрыть удивления на лице!
— Мне всегда жаль, что я не могу наблюдать твои представления, Жерар, — брат повысил голос, чтоб его услышали. — Уверен, что ты, как всегда, был элегантен и умен.
— И правда, ведь дело не в том, насколько изумительна вещица сама по себе, — задумчиво произнес Вергалан. — По достоинству ее смогут оценить только, если эффектно преподнести. Особенно дамы, они не потерпят грубости. — Он остановился. — Скажем, графиня Де Буи — женщина истинной красоты и сильной чувственности.
Утка слегка повернула голову, и клюв приоткрылся. Было слышно едва различимое тиканье механизмов, позолоченные лапки сделали один неуверенный шажок, затем — другой.
— С твоего позволения, — сказал Генри извиняющимся тоном.
— Брат мой, я так тебе сочувствую, — отозвался Жерар, но голос его все же звучал несколько отстраненно, казалось, проза жизни омрачает воспоминания о графине. Он вернулся к столу, нащупал на шее уточки защелку и нажал ее. — По-моему, хвост медленно двигается, — объявил он. — Сегодня вечером мне несколько раз почудилось, что он не поспевал за лапками.
Еще с минуту голова и шея подвигались, а затем вся верхняя конструкция откинулась на петлях. Сверкающая голова утки со стеклянными глазами свисала в сторону, словно ее срубили топором.
— Извини, Жерар, это все по моей вине. Я сделал все возможное, но, видишь ли, это слишком трудная работа. Больше штифтов, чем в органе, причем каждая деталька смастерена подобно самым дорогим карманным часам. Создать прекрасную и вместе с тем живую вещицу — слишком сложная задача.
Вергалан энергично кивнул.
— Что говорить, лишь самому Богу можно в этом довериться. — Он глянул на свое отражение в зеркале и, по-видимому, остался доволен, повторив движение головы с особенной важностью. — Бог достиг совершенства, создавая графиню Де Буи. Что за чудесные глаза, Генри! Подобны глубоким колодцам, губительным для мужчин. Если бы ты ее видел!
— Я бы желал увидеть. — Позолоченная птица вновь слегка вздрогнула, и в проеме горла появилась крошечная человеческая головка, по величине
— Как бы то ни было, — снисходительно отозвался Жерар, — ты был неповторим. Мне нечего было и надеяться на подобный успех без твоей помощи.
Крошечная фигурка теперь возникла вся целиком, облаченная во фланелевое серое одеяние, промокшее от пота. С минуту человечек сидел на верху механизма, затем стал спускаться по спинке утки, нащупывая ногами выступы позолоченных перышек, чтобы спрыгнуть на стол.
— Значит, потрудились на славу, — поеживаясь, Генри засеменил к тазику с горячей водой.
— Да, но пока еще рано расслабляться, — Жерар с любовью смотрел на брата, пока тот стаскивал с себя одежду и забирался в тазик. — Нет-нет, не волнуйся. Насладись сейчас ванной, ты заслужил это. И все же нам следует поработать над парой новых трюков, скажем, если она принимает пищу с одного конца, то ведь можно и чтобы из другого… Да, может и стоит. Эти люди тупы как пробки, необходимо объединить мои наиболее удачные идеи с твоими уникальными способностями — вещи, конечно, неразделимые, — чтобы хоть как-то заинтересовать их. Притом у старого Гино обширные связи, и если мы сыграем верно, то скоро покажем нашу прекрасную уточку самому королю!
Генри погрузился в воду, чтобы намочить волосы, затем вынырнул, брызгаясь и вытирая воду с лица.
— Королю? — изумился он.
Жерар улыбнулся, полез в карман и вытащил зубную щетку. Генри встал на ноги и взял ее, хоть щетка и была слишком велика для него. Вода выплескивалась из кувшина на стол, пока Генри скреб себе спину. Несколько капель упало поблизости от уточки. Жерар стер их рукавом.
— Да, мой маленький брат, именно королю! Мама всегда говорила, что с таким-то умом и приятной внешностью я пойду далеко. Но мне кажется, что в жизни необходимо нечто более существенное, нежели умение очаровывать. Если человеку незнатному вдруг вздумается произвести фурор, причем не для души, то он обязан знаться с сильными мира сего, уметь удивить их. — Кивком он указал на стол. — Вот, например, наша чудная золотая уточка. Люди жаждут сенсаций…
Генри вылез из тазика и взял протянутый платок. Его маленькое тельце исчезло в складках материи.
— Жерар, — буквально выдохнул он, — ты всегда был умен.
НАУКОСОФИЯ
Предлагаем вашему вниманию мысли Айзека Азимова о науке и ученых, оформленные его вдовой в 400-е эссе для «F&SF», которое там так и не успело появиться при жизни писателя. Мысли и выдержки из переписки представляют набросок той целостной картины мира, которую Азимов хотел составить для себя и показать другим. Увы, столкновение понятий не всегда приводило к их логическому синтезу. На наш взгляд, удачнее это случалось в образной сфере его художественного творчества. Некоторая резкость автора, иногда им самим вскоре осуждаемая, позволяла только оттолкнуться от крайности в обратную сторону. И продолжать поиск…