Сверхновая американская фантастика, 1997 № 01-02
Шрифт:
К тому же, эти известные имена представлены здесь пожалуй, своими лучшими произведениями. Неоцененный по достоинству рассказ Уильяма Гибсона «Зимний рынок», который не принадлежит к числу его знаменитых «Sprawl Stories», демонстрирует все качества, сделавши его самым успешным писателем-фантастом 80-х: его острый стиль, его искусство создавать зримые образы его чувство меры в передаче диалога, его тонко ощущение значимых тенденций в обществе и культур конца XX века. Это позволяет ему превратить повествование об индустрии развлечений и самопрограммируемом бессмертии в компьютере (которое на сегодняшний день кажется чуть претенциозным) в волнующее и неотразимое действие.
«Дом возле моря» Элизабет Вонарберг — сильный рассказ-самопознание о мире генетических мутаций и искусственно сконструированных людей. В «Далеких сигналах» Эндрю Уэйнер предлагает хитрый и очень разумный подход к теме о приеме наших старых телепередач инопланетянами. В своем рассказе «Под другой луной» Дейв Дункан создает совершенно иное ощущение, не присущее его популярным романам-фэнтэзи. Это мог бы быть эпизод из «Англо-саксонской хроники», если бы не странное изменение героев, которое становится все более и более очевидным в процессе развития рассказа. «Людские слабости учитываются» Слайдера Робинсона — нетипично серьезная повесть, исследующая чувства, которые многие канадцы испытывают по отношению к нахальным бесчувственным южным соседям.
Другая черта, характерная для сборника «Северные звезды», это то, как много в нем хороших рассказов, написанных писателями, не особенно известными в США. Первым обращает на себя внимание рассказ «Ниша» Питера Уолтса. Это напряженное повествование о манипуляции сознанием, причем стоит отметить, что это первый (и до сих пор единственный) опубликованный рассказ Уолтса. Кендэс Джейн Дорси, которая заслуживает большего читательского внимания, чем до сих пор, внесла свой вклад, написав повесть «(Познавая) пол машины» о компьютерных хакерах, искусственном сознании и, конечно, чувственности. Ее стоит поместить в одном ряду с Пэт Кэдиган за привнесение долгожданной женской перспективы в почти исключительно мужской киберпанковый клуб. Хидер Спеарс предлагает нашему вниманию рассказ «Одна», в котором речь идет об отчуждении и, в конечном счете, примирении в том мире, где двухголовые люди — норма. В рассказе «Похищенные огни» Ива Менара есть что-то от рассказов Джина Вульфа с его аурой мифологической значительности и способом раскрытия с двух различных, но взаимодополняющих сторон.
С таким багажом хороших произведений сборник «Северные звезды», несомненно, осуществил свое главное предназначение — как говорит один из составителей, Грант, во вступлении: «Показать миру, что жизнь, полная событиями, кипит в канадском НФ-мире довольно давно и которая за последние десять лет действительно начала пускать пары перед тем как набрать ход». Очевидно, что Хартвелл и Грант пытаются определить, что специфически канадского в фантастике этой страны в отличие от прочих, в особенности от американской и британской. Грант заявляет: «Я верю, что наша НФ действительно обладает такими чертами». Он и Хартвелл включили в сборник «Северные звезды» два очерка о канадской НФ (Джудит Меррил и Кендэс Джейн Дорси) и также приложение, где перечисляются все существующие призы и лауреаты канадской НФ. Кроме того, перед каждым рассказом есть обширное вступление. «Северные звезды» уже не просто антология… Это манифест.
Итак, существует ли, собственно, канадская НФ? Судя по рассказам из этой книги, ответ не сразу очевиден. Во вступлении к рассказу Роберта Чарльза Уилсона «Баллады на три четверти» цитируются соображения из Энциклопедии НФ о «великой канадской теме пространственной отдаленности и отчуждения». Но кажется, что в этом сборнике мало подтверждений этой мысли. Рассказ Слайдера Робинсона демонстрирует негодование канадцев против Соединенных Штатов довольно открыто, и некоторые рассказы (Элизабет Вонарберг, Дональда Кингсбери и Хидер Спеарс) посвящены общей теме отчуждения скорее в более личном смысле, чем в пространственном. Но я не думаю, что рассказов об отчуждении какого-либо сорта здесь больше, по сравнению с прочими антологиями современной американской и британской НФ.
Недавняя документальная книга о Канаде «Разрыв: грядущий конец Канады и ставка на Америку» замечает, что северное сознание и ощущение простора лежит в основе канадского национального духа, и это чувство на самом деле проявляется в ряде рассказов. Рассказ «Внешний порт» Гарфилда Ривза-Стивенса выражает презрение стойких лесных жителей к мягкотелым горожанам юга. В «Зимнем рынке» Гибсон задает место действия в первой строке: «Здесь часто идут дожди. Есть такие зимние дни, когда совсем не видно света, а только всепобеждающая серость сумерек. „Memetic Drift“ Гленн Грант, „Счастливые дни в старом Чернобыле“ Клода Мишеля Прево, „Помни“, — говорят мертвые» Жана-Луи Труделя, «Бульвар звездной пыли» Даниэля Сернина и остальные произведения отображают похожую атмосферу почти лишенных света пустошей, хотя в некоторых рассказах действие разворачивается в холодной городской среде. Повсюду ощущается тяжелое присутствие нависших снежных облаков. Но все же это не единственный элемент, который присутствует во всех или почти всех рассказах. Поэтому трудно утверждать, что чувство «севера и пространства» является определяющим для канадской НФ.
Во вступлении к рассказу Ива Менара отмечаются «тенденции к лиризму и употреблению расширенной метафоры, граничащей с аллегорией, в квебекской НФ», и это, по моему мнению, немного ближе к сути дела. В общем вступлении Гленн Грант цитирует Дугласа Барбура, который замечает, что канадской НФ часто удается устоять перед призывом сирены для того, чтобы отдаться материям более утонченным и, в конечном счете, более стоящим внимания.
Во многих рассказах, опубликованных в «Северных звездах», есть склонность к лаконичному, несколько созерцательному наблюдению и описанию, и вместо классического сюжетного построения конфликта, достигающего разрешения, ход повествования в них почти не меняется на протяжении всего рассказа. В «Бульваре звездной пыли» Даниель Сернин следует за своим усталым главным героем по двум сюжетным линиям (одной в настоящем времени, другой — в прошлом) сквозь бесконечные карнавалы его жизни в постапокалиптическом городе будущего, где масса досуга: «Образ за образом. Я не вижу, как они приходят и как уходят. Я живу всего лишь в очень ограниченном настоящем, которое исключает какую-либо последовательность. Для кайфа закурю-ка я еще одну.» Сернин дает нам сцены, образы, описания чувств и действий; один раз или дважды появляется намек на метафоричную значимость, но сюжета, подобного тому, с каким мы привыкли встречаться в американской фантастике, нет. В «Счастливых днях в старом Чернобыле» Клода Мишеля Прево происходят события, умирают люди, повсюду битвы и несчастья, но все это связано с каким-то вечным настоящим, наподобие времени повествования у Сернина, как если бы нам удалось лишь заглянуть одним глазком в мир будущего, но последовательного повествования как такового нет.
Как замечают составители, эта тенденция к относительно бессюжетным рассказам, основанным на переливах настроений, является одной из самых популярных среди квебекских писателей, но не единственной. В «Возвращении» Джона Парка человек открывает правду о своем прошлом, но это в его обстоятельствах не приводит к существенным переменам. Рассказ начинается с того, как он смотрит на игру в крикет из своего дома в разрушенном музее и кончается там же: «Он повернулся и отправился пешком обратно в музей на Стокхаузен-сквер». Рассказ Спайдера Робинсона выражает сильные чувства, но не представляет никакого решения центральной проблемы — беспорядочного замещения людей на Земле инопланетянами, которые используют их тела в течение некоторого времени, а затем оставляют за ненадобностью. Так же в рассказе «Женщина Полночный Ветер» Теренса М. Грина есть движение сюжета, но почти ни на один из поднятых вопросов нет ответа в конце произведения. Рассказ намеренно лишен разрешения конфликта. Тем не менее, все-таки есть очень много рассказов, которые противоречат этой тенденции не позволяют нам остановиться на ней как отличительной особенности канадской НФ. Это рассказы с традиционно сильными сюжетными линиями и структурой. «Совсем как в старые времена» Роберта Дж. Сойера, «Баллады на три четверти» Роберта Чарльза Уилсона, «Ниша» Питера Уоттса, «Подсчет даров» Джеймса Алана Гарднера — рассказов с обычным построением сюжета здесь так же много, как и лирических рассказов.
(Один интересный вопрос, на который я не могу ответить — это насколько отличается квебекский стиль от остальной НФ на французском языке. Я не читаю по-французски и в переводах мне попадалось не особенно много французских произведений, чтобы высказывать какие-либо суждения. Но мне кажется, что если франкоканадская НФ тенденция совпадает в основных признаках, за исключением сюжета, тогда тем более вряд ли стоит считать эту тенденцию отличительным критерием канадской НФ.
Другое наблюдение во вступлении Гранта кажется мне самым универсальным из всех обобщений, предложенных для канадской разновидности НФ. Он замечает, что в Канаде, «даже больше, чем в Британии, НФ и „настоящую“ литературу разделяет преграда более низкая, и потому многие канадские писатели, включая даже самых известных, находят довольно удобным дрейфовать в главном течении, не стесняясь заходить в окрестные заводи. Мы счастливы оседлать волну, набегающую на их берега». Я думаю, что его сравнение более всего подходит для обозначения черты, свойственной большинству рассказов в этом томе. В них проявляется неопровержимое влияние литературных приемов современной литературы, даже отсутствие сюжета, о чем упоминалось выше, может быть объяснено таким образом. Повествование в одиннадцати рассказах идет в настоящем времени. Это обычный литературный прием приближения к восприятию читателя. У других авторов сборника также проявлялись необычные приемы повествования. Рассказ «Помни, — говорят мертвые» Жана-Луи Труделя обрамлен пассажами в настоящем времени, настраивающими читателя на нужный лад. «The Byrds» Майкла Дж. Коуни — сюрреалистический, необычный рассказ, причем за ним идет «Растворимая рыба» Джоэля Шампетьера — еще более странный и нетрадиционный. Очень немногие из этих рассказов могут похвастаться ясным, без прикрас стилем, столь ценимым читателями американской НФ. Хидер Спеарс начинает свой рассказ «Одна» так: «Самые первые воспоминания Тасман были не из приятных. От света не скрыться — она лежит в прозрачной кювете и за ней наблюдают». Такое вступление вы едва ли встретите у Азимова или Кларка, скорее всего, оно более напоминает Ле Гуин и других сторонников литературности в НФ.
Нет ничего удивительного в том, что Спеарс публикуется так же активно в «обычной» литературе (ее перу принадлежат девять поэтических сборников), как и в НФ. Некоторые другие писатели, представленные в сборнике «Северные звезды», тоже имеют вес за пределами НФ. Два романа Теренса М. Грина хоть и несут на себе все приметы НФ, были опубликованы без грифа НФ как обычные романы. За свой вклад в художественную литературу писатель получил гранты от Совета по делам искусств Онтарио и Канадского Совета. Даниель Сернин является редактором журнала, посвященного детской литературе, за что отмечен премией. Но даже те авторы, которые полностью ассоциируются с НФ, склонны избегать общепринятых прямых повествовательных форм. К примеру, рассказ Кендэс Джейн Дорси начинается с прямого обращения к читателю: «Обнаженная женщина работает за компьютером». Что вас больше привлекает?