Сверхновая американская фантастика, 1997 № 01-02

де Токвиль Алексис

— А вот мой наполовину счастливый талисман, — сказала она, вытаскивая тики из шкатулки с ракушками, камушками, открытками и всякой всячиной. — Я сама нашла его, вещь старинная, по оценкам специалистов ему не меньше сотни лет, а может и все две.

Тони больше понравился пластмассовый тики, который сестра купила ему, хотя и дешевый, зато целый. Но древность нефрита произвела некоторое впечатление на родителей и сестру.

Вики отправилась спать усталой и довольной, оставив шкатулку с сувенирами на тумбочке у кровати.

Каху

смотрел на нее через пространство между варэ их семей. Роймата стояла в тени плотной ткани навеса, на костылях, которые сделал для нее один из приятелей Матене по его заказу. Лечение продвигалось хорошо, из сбивчивых объяснений на маори она поняла, что скоро дощечки от ноги отвяжут, и она сможет ходить сама.

Спутники называли его «доктор», а когда Роймата попыталась вымолвить странные звуки — «токаторе?», показав на него, он засмеялся и повторил, добавив еще что-то, настолько сложное, что она даже не попыталась воспроизвести.

Разочарованная и немного обиженная его смехом, девушка отвернулась, плотнее завернувшись в покрывало. Он взял ее за руку, и мягко сказал, показывая на себя:

— Мартин, Мар-тин.

Она упрямо продолжала смотреть под ноги, тогда он позвал ее:

— Ро-йи-маата?

Он так тщательно выговорил ее имя, что ей тоже захотелось улыбнуться, и она снова отвернулась. Тогда он взял ее за подбородок и заставил посмотреть на себя.

И опять улыбнулся:

— Мартин.

А когда она попыталась повторить, на мягком языке маори получилось «Матене». Услышав в ответ «умница», Роймата просияла, потому что теперь знала — это текучее слово означает, что ею довольны.

Но Каху не нравилось, что она улыбается Матене. Каху был среди молодых воинов, встретивших их в то утро, когда Роймата сломала ногу. Он оттолкнул Матене в сторону и потянулся к девушке, а когда Матене не пустил его, Каху угрожающе поднял свое копье, но Роймата закричала: «Каху, не надо! Не трогай его. Он помог мне!»

Тогда он неохотно опустил оружие и проводил процессию в деревню.

Все время, пока Матене помогал Роймате устроиться и объяснял ее семье с помощью знаков и небольшого запаса маорийских слов, что повязку нельзя снимать, пока он не придет в следующий раз, Каху настороженно стоял рядом. Один из спутников Матене, который знал язык чуть лучше, объяснял вождю, что белые люди хотят построить свою деревню на берегу, убеждая его, что его народ станет богаче, обменивая овощи и свинину на покрывала, топоры, железные ножи и мушкеты.

Матене часто приходил проведать Роймату и удостовериться, что его распоряжения выполняются. Сначала Каху тоже часто приходил, чтобы принести жирного голубя, которого он добыл для нее, или тонкую серебристую кахаваи, попавшуюся

в сети, расставленные им ночью у берега.

В детстве Каху был ее лучшим другом в деревне, такой он был быстрый и отзывчивый и любил смеяться. Но также быстро он сердился и мог даже ударить Роймату, если она раздражала его в игре. Да и она не стеснялась дать ему сдачи, и иногда даже одерживала верх. Но с возрастом Каху становился сильнее и все больше гордился, что он мужчина — воинская доблесть ценилась в племени выше всего. Он уходил с другими мальчишками играть в войну с легкими копьями из тростника, перелетать через реку на льняной веревке, прикрепленной к столбу на берегу, учиться охотиться на птиц и крыс, грести на боевом каноэ.

Роймата научилась жать лен, трепать его, очищая волокна с помощью острых ракушек, плести кити, чтобы готовить в земляных печах; и ткать замысловатые узоры для стен большого дома собраний, где вождь и совет воинов-рангатир обсуждали важные для племени дела.

Каху вырос высоким и сильным воином; на его щеках и бедрах уже красовались татуировки. Другие девушки начали исподтишка посматривать на него и хихикать, когда он проходил мимо с пером в густых вьющихся волосах, длинным тайаха за плечами и остроконечным пату на поясе. Роймата не поднимала глаз от своей работы.

Но она знала, что Каху безотрывно наблюдает за ней. Однажды вечером Каху придет в дом ее родителей и заберет ее с собой, неважно, будет она того хотеть или нет. А утром ее отец придет со своими родственниками и потребует, чтобы дочь вернули. Будет сказано много сердитых слов, и, возможно даже, ее родственники отнимут ее обратно, но Каху позовет на помощь своих родичей и после многих угроз, размахивания кулаками, тайаха и пату, Каху заплатит ее отцу выкуп — юту — в возмещение потерянное дочери. И таким образом они поженятся.

Роймата была уверена, что он придет за ней, и пыталась представить, как она будет сопротивляться и кричать, призывать на помощь родных, чтобы Каху мог показать всем, как он силен и смел, и убедить ее, что любит, достаточно сильно и готов грудью встретить любую опасность, чтобы взять ее в жены.

Или, возможно, если бы он вначале стал одаривать ее сладкими словами и мелодиями флейты, она бы тихо ушло из родительского дома по первому зову Каху и, ступив под покров его плаща из перьев, доверившись его сильным рукам вошла бы в его варэ, где осталась бы до утра.

Но, может быть, он и не придет. Он перестав приносить подарки с тех пор, как они сильно поссорились — с тот день Матене впервые разрешил ей встать.

Матене поддерживал ее, пока она не привыкла пользоваться грубыми костылями. Каху смотрел издалека, а когда Матене, смеясь и поддразнивая Роймату на двух языках отошел, Каху приблизился и, бросив неприязненный взгляд на белого человека, сказал:

— Я буду ходить с тобой.