Сверкающее Колесо
Шрифт:
— Господа, — сказал доктор, — прошу пожаловать за мною!
Он открыл дверь, через которую вошел и, пропустив Брэда вперед, поднялся по винтовой лестнице.
Спустя две минуты девятнадцать лиц, считая Франциско, находились в большом круглом зале, с чрезвычайно высоким куполообразным потолком, освещенном четырьмя электрическими шарами.
Семнадцать кресел стояли полукругом у стены.
— Господа, — пригласил Ахмед-бей, указав на кресла, — прошу садиться!
Торпен уже усадил Лоллу и Поля в середине; остальные расселись справа и слева от них; только Ахмед-бей и Артур Брэд остались стоять.
— Вот
Машина делилась на два корпуса, отделенных пустым пространством в 2 метра ширины. Она была утверждена на мраморной белой эстраде; со всех сторон к ней вело по три ступени.
Правый корпус машины состоял прежде всего из большого кедрового блестящего ящика, поставленного на другом ящике подлиннее, из черного дерева, а последний уже стоял на мраморе. Из верхнего ящика выходили желтовато-белого цвета проволоки, делали оборот около фарфоровых стержней, торчащих из краев нижнего ящика, потом перекручивались между собою, обвивали другие фарфоровые стержни, стоявшие на втором ящике, и пропадали. Из середины площадки черного дерева поднималась медная колонна в 10 метров высоты, с двумя огромными электромагнитами наверху. Около колонны, на высоте 5 метров, на перекладине из черного дерева висело нечто вроде медного волчка, из которого выходила проволока, защищенная изолирующей оболочкой и исчезавшая в стене. Наконец, под волчком был помещен передающий аппарат телефона.
Даже для ученого механика эта гигантская машина была совершенно непонятна; это и высказал, после пятиминутного молчаливого осмотра, Брюлярьон. Уважаемый директор академии присоединился к его словам важными кивками головы.
Ахмед-бей улыбнулся.
— Между тем, — сказал он, — эта машина, с правой стороны, очень похожа на передающий аппарат Дюкрете, в беспроволочном телеграфе… Всех только сбили с толку ее огромные размеры… Тут еще есть кроме того передающий телефонный аппарат.
— Стало быть, это передающий корпус машины, пожирающей пространство, если смею так выразиться? — спросил Марсиаль.
— Да, — ответил доктор. — А вот это — принимающий корпус.
Он указал на левую часть машины.
Она была не так велика и попроще. На ящике черного дерева были утверждены фарфоровые столбики, поддерживающие катушки электромагнита, коммутаторы и, наконец, полный аппарат телефоннаго приемника; около, в павильоне, помещался фонограф.
— Если не ошибаюсь, — сказал Торпен, — это, в общем, полный аппарат, усовершенствованный и увеличенный, беспроволочного телеграфа в соединении с телефонным аппаратом и с фонографом.
— Совершенно верно! — ответил Ахмед-бей. — Все это земное; единственное почти, что заимствовано у Венеры, — это проволоки из сплава золота и платины; формулу этого сплава дал мне Бильд на Венере; да еще — металлические опилки, употребляемые здесь, — состав их я сообщу в своем мемуаре академии наук. Я же пригласил вас не для того, чтобы читать лекции, а для того, чтобы вы присутствовали при первом сношении, которое мы устанавливаем между землей и Венерой.
Он остановился на минуту, а затем продолжал:
— Так же почти, как в беспроволочном телеграфе, мы будем посылать волны, не герцовские, а световые, волны солнечного света,
Гостями овладело сильнейшее волнение при мысли об этом чуде на яву: разговор двух людей на расстоянии одиннадцати миллионов лье междупланетного пространства!
Долго молчали.
— Господа! — прервал тишину Ахмед-бей. — Артур Брэд сейчас будет говорить Джонатану Бильду…
Доктор нажал пуговку; электрические шары сразу погасли и башенный купол исчез с металлическим скрипом. Гости подняли головы: в эту чудную весеннюю ночь над ними было усеянное звездами небо…
— Смотрите вверх, — сказал доктор, — вы увидите на небе, как летят световые волны.
Между тем Артур Брэд стоял перед передающим телефонным аппаратом правого корпуса машины.
— Доктор, — сказал он, — дайте призывной сигнала…
Ахмед-бей, державший руку на фарфоровом рычаге, нажал. Рычаг упал. В машине что-то засвистело. Скрипящие искры забороздили темноту круглого зала, и вдруг наверху, в небе, появился ослепительно блестящий зигзаг, побледнел и исчез.
Ахмед-бей смотрел на часы, освещая их крошечным электрическим фонариком, и громко считал:
Десять… двадцать… тридцать. — Раз! Десять… двадцать… тридцать. — Два! Десять… двадцать… тридцать. — Три! Десять… двадцать… тридцать. — Четыре! Господа, Джонатан Бильд получил сигнал!.. Раньше, чем через пять минут, он ответит…
Среди напряженного ожидания вдруг заговорил Констан Брюлярьон:
— А что, если Джонатан Бильд умер?
— Он жив, — холодно ответил доктор.
— Почему вы знаете?
Все молчали. Ахмед-бей так же спокойно ответил:
— Вчера я развоплощался, и моя душа, была у Джонатана Бильда на Венере.
Дрожь пробежала по плечам зрителей, сидевших в темноте. Никто не решился заговорить.
Когда Ахмед-бей указал рукой на небо, все опять подняли головы.
И вдруг светлый зигзаг, еще чуть видный, прорезал небо. Сейчас же он стал яснее, перешел в блеск, и исчез… В ту же секунду засверкали искры и в левом корпусе машины зазвенел электрический звонок.
— Бильд готов, — сказал доктор. — Говорите, Брэд!
И все замерло… Ни звука, ни дыхания не доносилось из ряда кресел в тишине башни, стоявшей перед машинами, которые в темноте напоминали притаившихся апокалиптических чудовищ… А Артур Брэд внятно и раздельно произносил те слова, что должны были пронестись через пустоту небесного пространства, через десять миллионов лье, и отдаться в ушах Джонатана Бильда.
Кусочек неба, видимый из башни, каждую секунду бороздился светлыми зигзагами разной величины и яркости…