Свет Черной Звезды
Шрифт:
Он вновь замолчал, отвернулся и, глядя в окно, за которым сияла не одна, а несколько лун, продолжил:
— Что ж, я осознал, что полюбить не в силах. Я выдержал и этот удар. Пожалуй, единственное, чего я желал в тот момент — смерти.
Элиситорес едва подавила вскрик.
— Я начал изготавливать яд. Для себя. Смысл жить? Я не видел его более. Миновало триста лет… мне было некуда возвращаться, мне было не зачем оставаться в Рассветном мире… отчаяние и осознание собственного поражения. И чувство одиночества, безумное, бесконечное, убийственное ощущение одиночества… Пришедшее в тот момент послание моей бывшей фаворитки вызвало скорее раздражение, чем желание помочь.
Араэден остановился на миг, восстанавливая в памяти события тех дней.
— У Велереи Астаримана имелся
Вздох и ожесточенное:
— Кари родилась спустя несколько месяцев, но… черные волосы, черные глаза… Она была не той, кого бы я смог полюбить, она не стала бы похожей на Элиэ, а я… мы, эллары, так недооцениваем любовь… это был мой просчет. И глядя на черноволосого младенца, я едва ли слышал мольбы Велереи дать ей шанс вырастить ту, кого примет мое сердце. Велерея была умна, настойчива и исполнительна. Дать ей шанс? Почему бы и нет. Но Кари… я слишком устал от одиночества, слишком. И я усилил заклинание, намеренно превращая ее в изгоя, лишая красоты, что так кружит голову девушкам, лишая влияния родителей, лишая… практически всего, чего был лишен я.
Несколько долгих секунд Араэден молчал, все так же глядя в окно, затем вернулся к рассказу:
— Спустя год родилась Лориана. С точки зрения своеобразной селекции — она была идеальна. Белокурая, зеленоглазая, и благодаря магии Велереи получившая лучшее от обоих родителей. В ней не было магии, но Велеря попыталась решить и эту проблему, а у меня появилась надежда. Надежда, позволившая мне прожить еще четырнадцать лет. И я не знаю, на что надеялся больше — получить ту, что сможет тронуть мое сердце, или ту единственную, кто сможет меня понять, кто избавит меня от изматывающего одиночества. Четырнадцать лет миновали, длясь для меня как четырнадцать сотен лет, и в назначенный день Ароиль Астаримана представил мне свою младшую дочь. Разочарование… было убийственным. Мне представили очередную пустышку. Прекрасную внешне, абсолютно бездарную внутри. Полюбить ее? Едва ли я хоть когда-либо мог бы опуститься до подобного… И я приказал представить мне старшую дочь.
Он вдруг улыбнулся, посмотрел на мать, внимавшую ему затаив дыхание, и сказал:
— День, который я помню до мельчайших подробностей. Чего я ждал? Я ожидал увидеть чудовище, такое же как и я, но открылась дверь, и мое сердце перестало биться.
Элиситорес невольно улыбнулась и спросила:
— Она была прекрасна?
Он усмехнулся, покачал головой и ответил:
— Она была чудовищем. Лицо, вызывающее желание отвернуться у всех людей, черные волосы, черные глаза, вместо девичьей хрупкости и тонкости — неповоротливость и тело почти гоблина. Мое заклинание сработало так, как я и планировал. Просчет был в ином… В ней была жизнь. Живой острый ум, доброта, несмотря на условия ее детства и взросления, самоирония, язвительность… И притягательность до такой степени, что я не мог отвести от нее взгляд. И ее мысли… Они неслись словно горный ручей, изумляли, в чем-то смешили, в чем-то были острее бритвы. И впервые за
Подавшаяся чуть ближе Элиситорес выдохнула лишь изумленное:
— Почему?
Араэден ответил не сразу, но все же ответил:
— «Когда в сердце твоем воцарится нежная страсть, отдавшей жизнь за любовь позволь дышать». Предсказание. Предсказание, которое я уже привык считать спасением, обернулось приговором. До встречи с Кари все казалось таким простым — мне нужно было полюбить, а затем убить любимую, открывая путь домой для себя, и той, что я сделал своим избавлением от одиночества. И до того момента, как мое сердце забилось быстрее, мне казалось, что это просто. Цель, расчет, действие… Но так полагают лишь те, кто не влюблен. Потому что жизнь той, кто нашла отклик в сердце, становится важнее любых целей, важнее любых свершений, важнее всего… И глядя на Кари я отчетливо осознал – я никогда не смогу ее убить. Кого угодно, но только не ее.
Едва заметная улыбка и тихое:
— Любовь удивительное чувство. Любовь, это нежность, возведенная в абсолют. И это страх оказаться отвергнутым, возведенный в тот же абсолют. И никаких полутонов, полутеней, размытых границ, все четко до остроты лезвия, все разграничено столь жестко, что совершая шаг, просчитать последствия нереально, и потому… впервые в жизни мне было страшно сделать шаг. И этот страх совершить ошибку… не отступал. Я не ведал правильного пути. С одной стороны часть меня желала забрать ее уже тогда, оставить во дворце, не прикасаться, нет, но беречь и обучать. Возможно, это был бы верный путь, возможно… но я не смог. Видеть страх в ее глазах, было слишком невыносимо.
Он создал бокал с вином, сделал медленный глоток и продолжил:
— Пять лет. Ее обучали те, кого отбирал я. Ей передали власть и ответственность, даже больше, чем я дозволил, но…Кари справлялась. Более чем справлялась. Воспитанная вдали от дворца, вне человеческой морали и без влияния социума, она становилась сильнее с каждым днем. Политика, экономика, дипломатия — в свои двадцать она превзошла всех правителей сорока семи подвластных Прайде королевств. Ее речь, ее аргументация, ее умение парировать, жесткость, несгибаемость, способность ставить цели и достигать их любыми способами. Я… восхищался. Издали, чаще тайно, чем явно присутствуя на советах Альянса, я восхищался, я смотрел на нее, и с каждым днем все сложнее было держаться вдали… Кари оказалась умна, более чем умна. Сильная, несгибаемая, принципиальная и невероятно умная девушка, которая… никогда не видела во мне мужчину. Зло, тирана, деспота, правителя — но не мужчину.
Усмешка и ироничное:
— Глупые женщины пытались добиться моего расположения любыми способами, а умная Кари разумно держалась подальше. Как можно дальше. Она никогда не поднимала взгляда во время аудиенций. Никогда не пыталась использовать то, что уже давно было очевидно для всех — мою поддержку и лояльность. Никогда не делала ставку на то, что она женщина. Просьба от Кари? За пять лет я не услышал ни одной. Даже когда она находилась в практически безвыходном положении, когда Даллария начала претендовать на принадлежащие ей земли… Я практически создал ситуацию, в которой единственным выходом для нее было обращение за помощью ко мне, но… Кари разобралась и с этим. Жестко, разумно, логично и с наименьшими потерями для Оитлона. И это стало провалом для меня.
Он вновь не удержал усмешку, в которой все так же была горечь.
— Я сделал все, чтобы ни один мужчина не взглянул на нее, но Кари завоевывала не внешностью — умом, живостью, целеустремленностью и огромной жизненной силой. Я устранял всех, кто начинал видеть в ней не только политика, но был один, кого я поклялся не трогать — Динар Грасховен. В результате, за несколько месяцев Кари умудрилась дважды влюбиться и оба раза выйти замуж.
— О! — только и воскликнула Элиситорес.
— Это же Катриона, — Араэден усмехнулся, — дай ей точку опоры, и она перевернет любой мир.