Свет чужого солнца
Шрифт:
Купол над городом никогда не казался абсолютно темным. На нем не горели ни звезды, ни луны, и все же он слабо светился «ночью». Ветви деревьев раскачивались на его фоне, серые тени скользили по стволам. Настоящая темнота наступала только в жилых комнатах.
Дахар уже почти решил направиться в сторону здания, где один коридор был отведен проституткам. Проститутка доставила бы ему несколько мгновений физического облегчения, но он знал, что потом странное волнение возникнет снова и станет еще сильнее. Он вспомнил улыбающиеся губы и пустые глаза СуСу, ее плохо скрытое желание поскорее остаться одной. Крошечная девушка, больше похожая на куклу, хорошенькая, но такая же никчемная, как и все ее товарки. Нет, ни СуСу, ни любая другая жрица любви
Сеть постов, конечно, была надежна, но все же не настолько, чтобы Дахар не смог проскользнуть сквозь нее, когда хотел. Он опустился на траву и начал пробираться мимо караульных к Дому Обучения.
16
Стук в дверь давно прекратился, а она все никак не могла поверить в наступившую тишину.
Лежа на подушках со стиснутыми кулаками, СуСу слушала, как легионеры снова и снова принимались дубасить в дверь. Сначала одним кулаком, потом обоими. Удары становились все тяжелее, толстая дверь из врофа заглушала их, но не совсем. Она слышала каждый удар. Каждый. Затем удары участились, напоминая грохот марширующего легиона. Они развлекались. Но когда ни один легионер так и не вышел из ее комнаты, чтобы объявить нетерпеливым собратьям, что путь свободен, наступила короткая пауза. А потом в ход пошли не только кулаки, но и башмаки. За дверью неистовствовали по крайней мере два брата-легионера. От каждого удара СуСу вздрагивала, словно от тяжелых толчков их плоти внутри себя. Но к двери так и не подошла.
А потом наступила тишина.
Она ждала, что странный вкрадчивый голос снова примется колоть и язвить ее — «ты можешь не делать этого в Эр-Фроу, ты можешь не делать этого здесь, в Эр-Фроу», — но она сама не отперла дверь, и голос так и не возник в ее мозгу.
В комнате воцарилась восхитительная тишина.
Доводилось ли ей когда-нибудь слышать такую тишину? Никогда. Просыпаясь в холоде кромешной тьмы Третьеночи на улице проституток, СуСу, уже достаточно взрослая, чтобы понимать, что не должна лезть в теплую материнскую постель, слушала другую тишину. Внезапно начинал стонать ребенок, раздавались нетвердые шаги по аллее, звучало приглушенное хихиканье матери, казавшееся хуже, чем плач. Девочка думала, что тишина похожа на ужас, и пряталась, чтобы никто не нашел ее. Но звуки, словно свора гончих, настигали СуСу везде, а тишина казалась ужаснее и безнадежнее звука.
Теперь же тишина была обволакивающей, обманчивой. Вкрадчивый голос каким-то образом превратился в тишину, но СуСу не боялась ее. Она долго лежала, размышляя об этом. Эр-Фроу исцелил ее от язв, и он же каким-то образом избавил ее от мучительного голоса, подарив ей эту ласковую тишину.
Или, может быть, это тишина избавила ее от обоих: от голоса и от нарывов.
Удары в дверь прекратились. Братья-легионеры ушли. Никто, кроме Фалональ, еще одной проститутки, не мог открыть ее замка. Никто не мог войти в комнату, и СуСу почувствовала себя счастливой.
В комнате было тепло, можно спать раздетой, но она не стала снимать тунику и даже натянула на себя одеяло, сделанное из подушек. Как хорошо спать одной! Вокруг клубилась, убаюкивая, теплая, темная, сладкая тишина.
СуСу уснула.
— Ты что, никого не впустила к себе этой ночью? —
— Нет.
— У тебя было кровотечение?
— Нет, — ответила СуСу. Она шагала, слегка наклонив голову, босиком по чистой серой дорожке из врофа.
— Почему ты так поступила? Мы с Джамилой не в состоянии обслужить всех желающих.
— Придется, — мягко проговорила СуСу. — Я не хочу больше быть проституткой.
— Ты в своем уме? — уставилась на нее Фалональ.
— Я бросила.
— Б р о с и л а ?
— Меня остановили, — сказала СуСу и замерла, ожидая услышать тихий вкрадчивый голос. Но он не появился.
— Кто остановил?
— Меня остановили, — повторила СуСу, слегка улыбнувшись, затем исподлобья взглянула на Фалональ. Темные, слегка запавшие глаза спутницы превратились в узенькие щели. У нее была смуглая, загорелая кожа, хотя она почти не бывала на солнце, и круглый, выдающийся подбородок, напоминавший выступающий из земли камень.
— Ты не можешь бросить свое ремесло.
СуСу промолчала.
— Ты не сделаешь этого, потому что ты проститутка. — Фалональ нахмурилась, резко рассмеялась и снова нахмурилась. — Думаешь, это легко?
— Здесь мы сыты, Фалональ, и нам тепло. Я… бросила, — почти неслышно повторила она.
— Тебе не позволят, — сердито возразила Фалональ. — Что прикажешь делать легионерам, если все проститутки захотят бросить свое занятие? Они не позволят тебе!
— Мне позволила тишина.
Фалональ уперлась руками в бедра и изучающе посмотрела на СуСу. Уголки ее губ опустились, подбородок, казалось, стал еще тяжелее.
— Чем ты лучше нас с Джамилой?
— Но вы тоже можете бросить.
— Да ты и вправду сошла с ума! — вскричала Фалональ.
Громкое восклицание привлекло Джамилу, которая шла по дорожке следом за ними.
— В чем дело?
— СуСу больше не хочет быть проституткой.
Джамила, хорошенькая, пухленькая, с голубыми камешками в изящных ушках, вопросительно взглянула на СуСу.
— Почему?
СуСу пожала плечами.
— Что это тебе взбрело в голову? — искренне удивилась Джамила. — Здесь платят больше, чем в Джеле. И клиентов столько, сколько сможешь обслужить.
Сегодня ночью я приняла двенадцать легионеров.
— Вряд ли они позволят тебе бросить, — вставила Фалональ.
— Но почему ты не хочешь? — настаивала Джамила.
СуСу ничего не ответила ни той, ни другой, отвернулась и зашагала по дорожке. Ей вдогонку донеслось злобное шипение Фалональ:
— Ты проститутка, СуСу, п р о с т и т у т к а . Ты из такого же теста, что и мы с Джамилой. Не воображай, будто ты одна из этих чистюль-сестер.
Я-то знаю тебе цену!
СуСу промолчала. Войдя в Дом Обучения, она отыскала комнату, помеченную красным кружком, и уселась, как всегда, в дальнем углу, стараясь занимать как можно меньше места. Голова ее привычно опустилась, и СуСу осталась в одиночестве на спасительном островке. Она не слышала разговоров. Тишина — обволакивающая, темная — нежно плескалась о берег ее новой жизни.
Сегодня в Доме Обучения не раздавался стук игральных костей. Никто не торговался, не шептался, не подпирал лениво стены. Кадровые военные и солдаты стояли, угрюмо глядя друг на друга, за поясами у них поблескивали джелийские ножи, делизийские дубинки с двумя зубцами и кинжалы гедов из тусклого врофа. Горожане скучились в углу и молчали. Только огромный белый варвар пассивно и отрешенно сидел, как всегда, в центре, моргая большими розовыми глазами. Он смотрел на геда. Знает ли гигант о сапожнике или его ничто на свете не интересует? — подумала Эйрис, усаживаясь на свое место на делизийской половине, поближе к геду, за первый стол. На этом столе чужак показывает разные предметы и материалы и рассказывает об их свойствах. Это лучшее место в зале. Отсюда все видно и удобно задавать вопросы. Однако оно ближе всего и к джелийцам… но Эйрис старалась об этом не думать.