Свет Дракона
Шрифт:
Мы продолжили разговор. В предрассветном сумраке, с первыми петухами – она ушла. Мне осталась память о произошедшем и чувство полной реальности того, что произошло.
Чувство потери близкого человека подступило так остро, что справиться с ним было нелегко.
Я до сих пор помню этот сон во всех мельчайших подробностях. Знаю, что это был прямой контакт. Впоследствии их было у меня много.
При жизни любви матери я не испытала. Нет воспоминаний детства: как меня гладили, обнимали, целовали. Ничего подобного. Я чувствовала себя с рождения одинокой и ненужной никому. Но это моя история. Я любила этих людей. Любила, жалела. Как подросла, пыталась помочь им с бытом, много помогала по дому, всегда жалеючи. Так получилось, что после смерти мать отдавала мне свой кармический долг, не отданный при жизни. Она меня вывела в астрал, к чему
Первый полет.
Сначала я прыгала во сне. Так смешно. Вставала, опиралась на что-нибудь руками и подпрыгивала, задирая ноги. Сама не понимала, что я делаю. Потом однажды я поймала ощущение отрыва от земли. И взлетела к потолку комнаты, в которой находилась. Легкое восторженное ощущение. Ты чувствуешь свое тело, оно имеет вес, но становится не плотным, а как-бы разрозненным на миллиарды атомов, ты и целый и разрозненный, размазанный с воздухом одновременно. Похожие ощущения в реальной жизни я ловила, когда кружилась в суффийском кружении. Ты кружишь и становишься невесомым, растворяясь в окружающем пространстве. Первые полеты, наполненные радостью, жизнью, любопытством от новых возможностей, восторгом свободы – несли в мою жизнь чувство освобождения от земных забот, от тягот тогда еще тяжелой, нерадостной жизни.
Материальный мир меня не любил и отвергал. Безденежье, постоянные неприятности и неудачи преследовали меня по пятам. Ощущение раздвоенного сознания, осознанной ночной жизни с полетами, приключениями и свободой, резко контрастировавшей с жизнью реальной.
Реальность не могла преподнести мне таких сильных светлых эмоций и вибраций.
Как выбраться из этой раздвоенной жизни тогда я еще не знала.
Во сне я всегда становлюсь собой настоящей. Открыла собственную глубину и даже придумала ключ, который потом открыл мне многие дороги. Стоило на ночь засыпая сказать: глубина, глубина откройся мне. Как проваливаясь в сон, я впадала в состояние собственного всемогущества, познавая собственную глубину и мудрость. Могла разговаривать с душами других людей, открывала для себя кто, о чем думает, что стоит за теми или иными событиями в своей жизни. Когда прибавились полеты, жить на земле, в реальном мире становилось еще тоскливее. И земной мир честно отражал мне все мои чувства. Большое земное зеркало отдавало обратно мне всю эту нелюбовь, каждый день. Неприятность за неприятностью, напасть за напастью.
Я смотрю на людей и понимаю, что я другая. Всю жизнь старалась быть «как все», маскировалась, мимикрировала, но я с другой планеты. Мне с ними нудно и скучно. Отталкивает их в основном стадное мышление. Основная часть всех знакомых мне лично – абсолютно не глубока, не интересна, не привлекает. Их интересы не трогают меня, т.к. в основном связаны с приобретениями чего-либо, но не с сотворением. Слишком просто. Слишком читаемы. Другое дело – в толпе иногда выхватишь взгляд и видишь, вот с твоего поля товарищ. И он тебя видит. И в этом молчаливом принятии осознание – не одинок. Кто-то еще мечтает, летает, чувствует и дышит…
Сегодня была еще одна встреча с Лолой. Я молча прочитал очередной, протянутый ей листок. Отложил в сторону.
– Расскажите о своей семье, о детстве
– Тут все стандартно и неинтересно.
Понятно, что в любящей семье я выросла бы другой.
Но это часть моей жизни, скрывать мне нечего, могу и поделиться. Отец, мать, старшая сестра.
Родители вечно заняты, не было тепла в доме, уюта. Остались воспоминания, как они приходили с работы, закрывались от нас с сестрой на кухне и сидели, ужинали, болтали о своем. Нас быстро выпроваживали из-за стола, и помню, как сидела под дверью кухни, в коридоре, чтобы быть хоть чуть-чуть к ним ближе. Сестра старше на пять лет. Садистка. Мучила меня каждый день. Получала удовольствие, когда я начинала кричать от боли или беспомощности.
Я маленькая совсем была, помню ее игры. Она кидала меня на кровать и душила подушкой. Била меня постоянно. Издевалась. Жаловаться было некому. Родители делали вид, что происходящее нормально. Говорили, что все дети дерутся. Они безумно ее любили. Точнее мать ее любила.
Меня воспитывали в строгости, я должна была всегда помогать старшей сестре, т.к. она старше, ей тяжелее. Все покупалось и делалось для нее. А я была, каким-то бытовым приложением к их картинке семейной жизни. Очень рано привыкла к одиночеству. Рано привыкла молчать и не жаловаться. Но и характер выработался в итоге и бесстрашие, и острое чувство несправедливости.
Мать меня не любила. Когда я маленькая болела, а болела я часто, и ей приходилось брать больничный, я просто сидела, заперта в своей комнате. Выходила на обед и загонялась обратно. Никаких разговоров, совместных игр. Ничего. Единственно, когда она ходила за грибами или ягодами в лес, брала меня с собой. Я ходила по лесу и мечтала там жить. Там было так спокойно. Красиво. Все свое детство я мечтала вырасти и уйти куда-нибудь. Постоянная агрессия сестры, материнское равнодушие. Я очень любила отца. Думала, что в его молчаливом спокойствии есть ко мне любовь. Потом, когда выросла, мать уже умерла, и я осталась с отцом и сестрой, он показал свое истинное отношение ко мне. Я не общаюсь с ними. И не хочу. Эти люди не дали мне ни капли любви. Не развивали. Не учили. Не вкладывались душой. Просто кормили, одевали в обноски сестры и всю жизнь и ждали – когда я вырасту. Потом, когда я выросла, я оказалась им бесконечно должна. Должна ремонтировать общую квартиру, должна их кормить, поить, быть домашней прислугой. Поедят за ужином, накидают костей куриных, прям на стол, рядом с грязными тарелками, вставали и шли отдыхать. А я, не терпящая беспорядка хваталась за уборку. Все время что-то ремонтировала дома, старалась приукрасить. Была по- сути служкой. В таких функциях меня и растили. А потом, однажды человек без лица на мой вопрос, почему я не как все ответил – Тебя такой сделали. Теперь я знаю, что сделали. Обесценили. Все что касалось меня, в доме было неважным либо высмеивалось.
Мои близкие, таким образом, тренировали свое чувство юмора, не понимая, какие травмы мне наносят. Лет в 10 -11 я шла по улице и если слышала смех, была уверена, что высмеивали меня. Втягивала голову в плечи и краснела. Если учесть, что лет до четырнадцати была и бита своей сестрой практически каждый день, картина моего детства складывается удручающая. Я встречалась с очень светлой личностью, она очень много обо мне рассказала. Так вот, есть версия, что если бы не моя семья, и выросла бы я в нормальных семейных отношениях, то была бы очень известной личностью. Занималась творчеством и меня бы ждала мировая слава.
Творчество в семье не поощрялось. Никто не смотрел на нарисованные рисунки, не снабжал красками и карандашами, не учил музыке. Просто слонялась по дворам, но домашних обязанностей в виде готовки, уборки и походов в магазин, никто не отменял. Меня растили удобной прислугой. Смешно было, когда лет с девятнадцати мои родители пытались найти мне «выгодную» партию и выдать замуж. Личности во мне никто не видел, и нести ответственность за развитие этой личности кроме меня было некому. Я росла в тоске и одиночестве, при этом было пару школьных подруг, но рассказывать им как было тяжело в жизни, было не в моих правилах. Я стеснялась своего незавидного положения и просто рыдала ночами в подушку. Слезы не приносили облегчения, т.к. я не знала, когда моя несчастливая судьба изменится, и не ждала от будущего ничего хорошего.
Были, конечно, и времена перемирия. Например, семейные праздники. Когда все надевали парадные наряды, накрывали столы и ждали прихода родственников.
Родственники, конечно, понимали, что отношение к детям в семье далеко не равное, но все тактично молчали. Я привыкала быть человеком, в сторону которого все махали рукой, как нечто само собой разумеющееся. Только моя тетушка, видела, что происходит и искренне жалела меня. За что я и полюбила ее всем сердцем.
С матерью произошла тоже мистическая история. По – сути, я познакомилась с ней как с человеком, будучи глубоко беременной, разведенной в 24 года, ухаживала за ней умирающей. Но была мистическая предыстория. За несколько лет до ее смерти у нее обнаружили неоперабельный рак желудка на последней стадии. Слишком поздно она пошла к врачу. И когда пришла из больницы, кинулась на колени перед иконой, что досталась ей от ее матери и висела у нас в коридоре, перед входом, на виду. И начала неистово молиться, что бы господь дал ей еще время. И время вывести Меня в люди и поставить на ноги. Я думаю, тогда до нее уже через тонкий мир немного стала доходить информация об одной из важных ее кармических задач. Дело, в том, что мои родители были сами по себе люди творческие. Отец очень талантлив, мама любила петь и занималась в детстве в театральном кружке. Но когда они встретились и стали жить вместе, то очень зацепились за материальное. И одним из девизов нашей семьи был – творчеством не прокормишься. Они настолько были уверены, что поэзия, рисование, музыка никому не нужны и что за это не платят, что не развивали никаких способностей в своих детях. А дети-то были способные. Сестра была дана как тренировочное поле. Она отменная актриса, очень музыкальна. На ней они должны были отработать гармоничное развитие творческой личности в семье и подготовиться ко встрече со мной. Не выполнив свою кармическую задачу, они получили полную психопатку мою сестру, т.к. не развитые способности и отменный темперамент вылились в агрессию к окружающему миру и бешеный эгоизм от неправильных установок в семье. Отец же аккумулировал свою творческую энергию в то, доступное, на чем можно было зарабатывать по его мнению. Стал инженером. И очень много потерял.