Свет между нами. Откровения медиума о потустороннем мире
Шрифт:
Выходило, что множество необычных событий, случившихся в моей жизни, объяснялось силой и бессмертием человеческого сознания, о которых мы только начинаем узнавать сейчас. Но все же самые важные уроки в этой книге исходят не от ученых. И конечно же, не от меня. Я не пророк и не оракул. Лишь проводник.
Самые важные уроки исходят от сотканных из энергии света созданий, которые тянутся к нам через пропасть между жизнью и смертью.
Как медиум, я провела сеансы для сотен людей, некоторые из них богаты и знамениты, но большинство –
Первый шаг предстоящего путешествия прост – открыться. Поверить в то, что есть нечто большее. Нечто, что лежит за пределами обыденного восприятия.
Большинство из нас уже это сделали. Мы верим в Высшую Силу – я называю ее Вселенной, другие зовут ее Богом. Я росла, веря в Бога, и все еще верю. Но воспринимаю все религии как огромную тарелку, которую разбили на множество кусочков. Они разные, но все равно часть одного целого. Слова, которыми мы описываем нашу веру, не так важны, как вера сама по себе.
Вселенная работает по принципу синхронности: все события связаны и во всем, что мы делаем, есть смысл.
Выходит, что мы уже готовы поверить в то, что нельзя доказать, объяснить и даже полностью осознать, не боимся совершить этот «прыжок веры». Но если сделать следующий шаг – поверить, что человеческое сознание не кончается со смертью, а продолжает свое существование, – тогда произойдет что-то по-настоящему невероятное.
Потому что вера в загробную жизнь предполагает и веру в возможную связь с нею.
Говоря по совести, если бы о тех невероятных событиях, что произошли в моей жизни, рассказал кто-то другой, сомневаюсь, что смогла бы принять их на веру. Но это случилось со мной, и я знаю, что это не только возможно, но и реально.
И я знаю: когда мы откроемся тому целому, в котором мы все переплетены, включая наше прошлое, настоящее и будущее, – мы начнем видеть связь, смысл и свет там, где до этого была лишь тьма.
Часть 1
1
Дедушка
Мне исполнилось одиннадцать. Был конец августа, и тем солнечным вечером, в среду, мы с сестрой и братом плескались в сборном бассейне на заднем дворе дома на Лонг-Айленде. До начала учебного года оставалось несколько дней, и мы пытались выжать последнее из уходящего лета. На крыльцо вышла мама – сказала, что собирается проведать бабушку и дедушку в Рослине. На машине до них было минут пятьдесят. Я часто составляла ей компанию и всегда любила эти поездки. Но годы шли, я росла, и меня стали занимать и другие вещи, так что порой мама ездила в Рослин сама, оставляя нас одних. И тем безоблачным вечером она точно не надеялась вытащить нас из бассейна.
– Развлекайтесь! – крикнула она нам. – Я вернусь через пару часов.
Так и было задумано.
Но потом, совершенно
Это чувство появилось глубоко внутри – внезапная, всеобъемлющая и холодная как лед паника. Я дернулась в воде и закричала.
– Подожди! – завопила я. – Я должна поехать с тобой!
Мама рассмеялась.
– Все в порядке, оставайся, – сказала она. – Повеселись тут с ребятами, сегодня отличный день.
Но я уже неистово проталкивалась к краю бассейна, а брат с сестрой глядели во все глаза, гадая, что со мной не так.
– Нет! – кричала я. – Я хочу поехать с тобой! Пожалуйста, ну пожалуйста, подожди меня.
– Лора, все в порядке…
– Нет, мама, я должна поехать с тобой!
Мама перестала смеяться.
– Хорошо, успокойся, – сказала она. – Сходи переоденься. Я подожду.
Я забежала в дом, разбрызгивая во все стороны капли воды, натянула что-то из вещей, рванула обратно и запрыгнула в машину – наполовину мокрая и все еще жутко напуганная. Спустя час мы завернули на подъездную дорожку, и я увидела дедушку – он махал нам с заднего крыльца. Когда я оказалась рядом и обняла его, паника внутри утихла. Мы провели на заднем дворе несколько часов – болтали, смеялись, распевали песни и шутили. Когда настало время уезжать, я прижалась к его груди и поцеловала, сказав, что люблю.
С тех пор я не видела его живым.
Я не знала, что в последнее время дедушка чувствовал себя неважно – уставшим и слабым. Взрослые не говорят о таком детям. Когда я была с ним в тот день, он держался как обычно – был добрым, веселым, готовым поиграть. Ему наверняка пришлось стараться изо всех сил, чтобы казаться здоровым. Через три дня после той встречи дедушка отправился к врачу. Доктор сообщил ему шокирующую новость – лейкемия.
Дедушка умер три недели спустя.
Когда мама усадила меня с сестрой и братом на диван и мягко сказала, что дедушки не стало, я испытала бурю эмоций. Шок. Потерянность. Неверие. Гнев. Глубокую печаль. И невыносимое ощущение потери.
И что хуже всего – ужасное, сокрушительное чувство вины.
В тот момент, когда я узнала, что дедушка умер, я ясно поняла, почему так сильно захотела увидеть его. Уже тогда я знала, что он умрет.
Конечно, я не могла знать это наверняка. Я даже не понимала, что дедушка был болен. И все же каким-то образом я чувствовала это. Почему же еще мне так нужно было увидеться с ним?
Но если я и в самом деле знала, почему ничего не сказала – ни дедушке, ни маме, ни самой себе? У меня не было осознанных мыслей или хотя бы подозрения, что с дедушкой что-то не так, и когда я мчалась встретиться с ним, то вовсе не понимала, что увижу его в последний раз. Все, что я тогда ощущала, – лишь призрачная догадка. Я совсем не понимала этого чувства, но оно было ужасно неприятным, словно я каким-то образом стала причастна к дедушкиной смерти. Я чувствовала, что связана с безжалостными силами, которые забрали его жизнь, и винила себя.