Свет мой зеркальце, скажи…
Шрифт:
– Что? Смирнова Олимпиада Викторовна. Третье июля 1988 года, родилась в Нижнем Новгороде. Я всё это и так знаю.
Я сглотнула. Паспорт у него отняла, пролистала на страницу, где должен быть штамп о браке, сунула ему под нос.
– Вы мне не муж.
Паспорт у меня снова отняли, а лицо Романа потемнело.
– А вот это, любимая, достойно серьёзного осуждения. А попросту: выдрать бы тебя. – Он потряс документом у меня перед носом. – Кто сделал? Мишка Гроб?
Я моргнула.
– Какой ещё гроб? Я не знаю ничего ни о каких гробах. Мне его в паспортном столе выдали! Вы меня, вообще, слышите? Посмотрите прописку! Я прописана и живу в другом городе!
Мой паспорт полетел на барную стойку и проскользил по полированной поверхности. Я только проводила его беспомощным взглядом. А потом потребовала:
– Покажите мне свой паспорт.
Роман хмыкнул.
– Зачем?
– Хочу своими глазами увидеть. Чтобы убедиться. – Я рукой неопределённо повела. – Хочу увидеть штамп в вашем паспорте. Может… может, вы лапшу мне на уши вешаете, а сами… вор!
– Липа, ты уже начинаешь заговариваться. И меня утомлять.
– Паспорт!
Он сплюнул с досады, отправился в комнату. У двери в гостиную стояла чёрная спортивная сумка, Роман присел перед ней на корточки, из кармана на молнии извлёк паспорт и мне протянул. В глазах откровенная издёвка. Я же со всей серьёзностью взяла у него паспорт, пролистала на нужную страницу. И уставилась… уставилась на чернила штампа. И на своё имя, вписанное туда. 17 апреля этого года. Мне оставалось лишь покачать головой.
– Этого не может быть.
– Вот и я говорю, чтобы ты завязывала с этим спектаклем. – Он поднялся и руку ко мне протянул. – Липа, ну, поругались, с кем не бывает? Но не надо так на меня злиться. – Его ладонь оказалась на моём плече, погладила. Я глаза на неё скосила. Отступила из-под его руки.
– Я с вами не ругалась. Я не знаю, как вам доказать. Я не тот человек. И я убью Ладку… Нет! Я её посажу. Я ведь имею на это право, да? Я могу написать заявление в полицию, пусть её найдут! Я адвоката найму! Самого лучшего!
– У тебя есть деньги на самого лучшего?
– Я найду! – выкрикнула я ему в лицо. – Она меня замуж выдала, это нормально?
– Тише.
– Я сейчас задохнусь от злости, – призналась я.
Роман Евгеньевич смотрел на меня без насмешки, очень серьёзно.
– Я никогда тебя такой не видел.
– Вы, вообще, меня раньше не видели! – выдохнула я ему в лицо. Я его аккуратно обошла, прошла через гостиную и закрыла за собой дверь спальни. Дурацкая круглая кровать раздражала всё больше и больше. Я даже садиться на неё не стала, опустилась на пол и подтянула колени к подбородку. И что теперь делать? На самом деле идти в полицию и писать заявление? На собственную сестру? Сказать им: ищите меня. Такую же блондинистую, такую же голубоглазую, но совсем не такую дуру. А я двадцать семь лет тешила себя надеждой, что я человек, если не умный, то рассудительный и трезвомыслящий. И вот, пожалуйста. Сижу на полу чужой спальни и слёзы по щекам растираю.
– Липа.
Когда он произносил моё имя, у меня сердце болезненно ёкало. Незнакомый, здоровый мужик, который тянет ко мне руки и всё пытается в глаза заглянуть, со странной нежностью, которая, кстати, ему совсем не идёт, лицо в такие моменты становится совершенно простецким. Я только больше нервничать начинаю.
– Что ты ревёшь?
– У меня повод есть. Меня собственная сестра… обманула.
Роман на кровать присел, смотрел на меня, потом предложил:
– Встань с пола.
– Не хочу.
– Сядь рядом со мной.
– Не хочу. Мне не нравится эта кровать. Кто догадался купить круглую кровать?
– Ты.
– Мне бы это в голову не пришло!
– Липа.
Я повернулась к нему.
– Ты понимаешь, что тебя тоже обманули? Понимаешь? Я не знаю, как она это сделала, но она вышла замуж под чужим именем. Это мошенничество! А я тебе не жена.
Он вдруг взял меня за подбородок, вглядывался в моё лицо, в глаза всмотрелся. Высматривал что-то для себя понятное, потом головой покачал, даже усмехнулся.
– Такого не бывает.
– Бывает, – возразила я.
Он кивнул.
– И сейчас ты скажешь, что вас родители в детстве путали.
– Нет, не путали, – каменным голосом сказала я. – У нас не было родителей, и росли мы врозь. Поэтому я не знаю, бывает так или не бывает. Но то, что я поверила ей, доверилась ей, впервые, это, точно, моя вина.
Роман Евгеньевич с кровати поднялся, ушёл в гостиную, а вернулся с фотографией в рамке. Я к тому моменту с пола всё же поднялась, присела на край кровати, а он подошёл и приставил фотографию с изображением Лады к моему лицу. Принялся сверять. Затем спросил:
– Скажи, ты всё придумала?
– Как такое можно придумать?
– Не сомневаюсь в твоих талантах, любимая. Ты у меня очень предприимчивая девочка.
Я глаза на него подняла.
– Я не девочка. Мне двадцать семь.
Роман выдержал паузу, затем выразительно хмыкнул.
– Вот сейчас удивила. Но знаешь, что я думаю?
– Что?
– Что ты, моя золотая, в прямом смысле золотая, крутишь мне мозги.
Я рот приоткрыла, пытаясь осмыслить.
– И чего я, по-вашему, хочу?
– Как всегда: денег.
Я хоть и зло, но рассмеялась.
– Высокие отношения. Прямо-таки образцовая семья!
– Вот уж какая есть, – парировал он. – Что поделать, люблю тебя, заразу. И советую тебе завязать с играми и просто сказать, чего ты хочешь.
– А если я хочу уехать?
– Куда?
– Домой!
– Ты уже дома, – порадовал меня Роман и ободряюще улыбнулся. – А на море поедем через пару недель.
– Ваша жена уже на море! С кем-то!
– С кем?
– Не знаю! Но у вас рога, поздравляю! – Я отвернулась от него.
– Не надо так шутить, – попросил он.
– Какие уж тут шутки, – пробормотала я.
Роман Евгеньевич меня взглядом попытал, я на него не смотрела, и он из спальни вышел. Правда, довольно быстро вернулся. И его озабоченный вид давал надежду, что он не такой уж твердолобый и упрямый. Несмотря на то, что мой рассказ звучал для него, как бред, господин Явза его обдумывал.
– Мы знакомы почти год, – сказал он. Я покосилась на него, ожидая продолжения, и желательно продуктивного. – И ты хочешь сказать, что год жила под чужим именем?