Свет на исходе дня
Шрифт:
Она была в белой рубашке, голые руки лежали на подоконнике.
– Отпусти его, - плача, попросила Варвара.
– Отпущу, - тихо и покладисто согласилась Дарья.
– Я ведь твоя должница, Варя, вот и отдаю должок.
Она исчезла, и сразу в глубине комнаты послышался ее тихий голос:
– Митенька, мама пришла, одевайся, голубчик...
Послышались шорохи, тихая возня и ласковый приглушенный голос Дарьи:
– Надевай, сухое уже... Так... штанишки... рубашечку...
Варвара уткнула лицо в ладони и глухо зарыдала.
Дверь
– Получи, Варя, мужичка в готовом виде, - насмешливо сказала Дарья из окна.
– Мы-ы-тя!
– замычала радостно Сима и засмеялась счастливо. Мы-ы-тя! Мы-ы-тя!
– ликовала она, а Варвара всхлипывала и стонала, как от боли.
Митя не знал, в чем его мать должница перед Дарьей. Но Варвара знала...
Когда-то увела она, что называется из-под венца, жениха у Дарьи. Увести увела, но не удержала, он канул однажды, как в воду, - по сей день.
Два дня Митя молчал, словно немой, подурнел, почернел лицом, два дня никуда не выходил, а когда Варвара по привычке вздумала его отчитать, сказал хмуро и твердо:
– Отвяжись.
Она едва не задохнулась от злости:
– Что?!
Но он не оробел, не потерялся, как прежде, а с той же хмуростью и твердостью сказал:
– Замолчи.
Она поняла: что-то переменилось.
Шла в нем скрытая напряженная работа, а потом вдруг он, как будто решился на что-то, встал и пошел к двери.
– Ты куда?
– спросила Варвара. Он не ответил, она стала на его пути.
– Куда?
Он сказал непреклонно:
– Отойди.
До нее одним ударом, одним острым уколом дошло: как было, не будет, вся их жизнь теперь переломится.
Митя не раз и не два уходил по известной дороге, петлял и слонялся вокруг Выселок, - две деревни насмешничали: "Была у Варвары одна полоумная, теперь двое..."
Он весь высох, тосковал отчаянно, Варвара боялась, не заболел бы... Хоть сама иди к Дарье, проси угомонить мальчишку. Полной мерой отдавала ей Дарья долг.
В один из дней Митя снова направился в Выселки. Он дошел до обычного предела, но не свернул, не побрел потерянно в сторону. Напряженный от борьбы страха и решимости, он шел к знакомому дому. Он шел бледный и оцепенелый, - повернуть бы, убежать, - но он уже переступил себя, взнуздал на первый взрослый поступок - и скованно шел с холодом в груди.
Он приблизился к дому, взошел на крыльцо - дверь открылась. На грани полумрака и света стояла Дарья.
– Ты куда?
– спросила она легко и улыбчиво, как будто на мгновение оторвалась от приятного занятия. Он остановился и молчал.
– Куда, Митенька?
Он молчал, губы его вздрагивали.
– К тебе, - сказал он хрипло и кашлянул, стараясь очистить осипший от волнения голос.
– Ко-о мне?
– живо пропела она и глянула на него с веселым удивлением.
– А что это ты, дружок, мне "ты" говоришь? Я ведь постарше тебя, а?
Он хмурился,
– В гости?
– и снова усмехнулась легко и ласково.
– А ведь я не звала тебя в гости.
Он топтался перед ней, и было заметно, как тянет его убежать или даже заплакать. Но победило что-то новое, что проснулось в нем в эти дни.
– А тогда?
– спросил он все еще сипло и скованно.
– Тогда?
– повторила она.
– Тогда я позвала тебя, а сейчас не зову, объяснила она ему ласково, как маленькому.
– Да и видишь, как мама тогда испугалась. Иди домой...
– Я сам знаю, что делать, - сказал он угрюмо.
– Знаешь? Нет, Митенька, пока еще не знаешь. Потом, может, и узнаешь, а пока - нет. Иди.
– Не пойду.
– Ну, ну, не упрямься... иди.
– Сказал - не пойду!
– Что ж, так и будешь стоять?
– засмеялась она.
– Ну стой...
Дверь закрылась, легкие шаги потерялись в глубине дома. Митя не двигался. Сердце его колотилось, как после бега. Вокруг было тихо, точно все дома и жители умолкли, смотрели и ждали.
Он тронул дверь, она скрипнула, поехала внутрь, в полумрак, но скрип, словно привязью, сразу же явил Дарью.
– Ты что?
– спросила она с легкой строгостью и недоумением.
– Иди, я тебе все сказала, не напрашивайся.
Она коснулась его ладонью, обозначив запрет. Митя дернулся и отстранился. Дарья засмеялась:
– Не брыкайся, мал еще.
– Я не мал, - ответил ей Митя. Голос его очистился и звучал зло и ломко.
– Мал, мал, подрасти... Ишь ты, нужда вздернула! Успеешь еще мужского хлеба наесться, вся жизнь впереди, баб на твой век хватит.
Она хотела снова закрыть дверь, но неожиданно для себя самого Митя протянул руку и не пустил. Дарья даже не сразу поняла, что мешает.
– Ты куда пришел?!
– спросила она рассерженно.
– Тебе еще в игры с мальчишками играть, а ты себя мужиком вздумал?! А ну, пусти!
– она с силой захлопнула дверь.
Он ткнулся было вперед, но внутри так же рассерженно стукнула щеколда.
Митя бешено ударил кулаком в дверь, пнул ногой и озирался в лихорадке. На глаза попалась большая кадка с дождевой водой, он метнулся к ней, с неизвестной прежде силой рванул и опрокинул - вода хлынула, обдав его по пояс.
В окне показалась Дарья. Она стояла, скрестив руки, и смотрела внимательно и спокойно, с некоторой печалью. Митя рванулся к поленнице дров, сложенной во дворе, схватил полено и пустил в окно, где стояла Дарья. Полено ударило в переплет рамы, зазвенели и осыпались стекла. Дарья вздрогнула, отступила, но не произнесла ни слова и смотрела все также внимательно и спокойно. Он схватил второе полено и бросил в другое окно. Снова зазвенели стекла, а Митя толкнул всю поленницу, накренил, упираясь ногами, и с грохотом обрушил. Потом, мокрый, усыпанный дровяной пылью, бросился прочь.