Свет на облаках (САМИЗДАТ)
Шрифт:
Стало чуточку обидно: умирать из соображений секретности, не убив тех, кого иначе достал бы, не хотелось. Ведь воин, служащий по ведомству магистра оффиций, может многое. Недаром начальник сотни силовой разведки приравнивется по чину к командующему всеми полевыми армиями Африки. Потому как эта сотня при нужде натворит дел не меньше, чем полевая армия. Эмилий в своё время, став вместо центуриона рядовым сотни скульптаторов, чувствовал, что прыгнул через чин! Впрочем, вступительное задание — выйти с ножом на льва и вернуться с целой шкурой — не провалил. Иначе и не стоял бы теперь на наплавном
Саксы закончили работу. Мост пошатнулся, качнулся несколько раз — и на этом всё закончилось. Римлянин вновь прокричал уэссексцам обидное. Эйлет опять добавила.
— Тут меня одного достаточно, — сказал Эмилий, — а ты бы лучше раздобыла лошадь, да попыталась поторопить армию лесного королевства с непроизносимым названием.
— А ты рассчитываешь выжить, римлянин? — жёлто-рыжие брови взлетели вверх.
— До ночи — да. Потом… — он пожал плечами. В темноте всякое случается.
— Это хорошо. Потому, что я никуда не уйду. Это ведь мой мост, Эмилий.
— У тебя нет доспехов.
— Я могу прикрывать тебе спину. Ругать саксов. Ударить копьём, прежде, чем меня достанут. Ты же видел.
Видел. И мог бы придумать ещё доводы — но саксы полезли снова. Аж четверо. Пустили дротики — по одному. Два поймал, от двух увернулся. Свой бросать не стал, взял копьё. И двинулся навстречу.
Назад да по бокам Эмилий не смотрел — а зря. Ещё двое саксов, скинув одежду и зажав ножи в зубах, поплыли резать якорные верёвки. Доплыть — доплыли. И обнаружили перед лицами жало копья Эйлет.
Увы, берег был слишком близко — и нанести удар у неё не получалось. Не успевала. Приходилось от дротиков уворачиваться. Но к верёвке пловцов — не подпустила. Пока у одного из них не свело судорогой ногу, и второй не потащил соратника к берегу. Вот тогда, на радостях, чуть замешкалась. Удар пришёлся в левый локоть, шершавые доски метнулись навстречу. Боли не было. В голове стояла глупая радость, что дротик сакса перебил левую руку — правой гораздо удобнее перетянуть рану… Зажать артерию другой рукой — и в голову не пришло, если последняя рука будет занята — чем саксов убивать? За свою гибель следует отомстить заранее! Она припомнила, что в поход отправилась за женихом, и улыбнулась. Уже тогда, в строю, решила: кто из своих упадёт последним — того и будет считать мужем. Эмилий, значит — без гаданий.
Ремень перехватил руку выше раны. Теперь нужно встать, не то — затопчут и не заметят. Эйлет оперлась на копьё, привстала. В глазах начала разливаться тьма, но — осколок сознания отразил смерть Кухулина — подпёрла голову здоровой рукой, как бы отдыхая. И тут мира не стало.
Эмилий как раз сбросил четвёртого врага в воду. Двое остались лежать на настиле, делая его, вот незадача, неудобно скользким. Потому эти несколько шагов Эмилий и отдал саксам. Не стыдно. За них честно заплачено — кровью. Третий покоился на дне. Четвёртый рухнул в воду сравнительно целым. Даже сумел до берега добраться. Чтоб человек в кольчуге и десяток-другой локтей проплыл — такого и римской разведке прежде видеть не доводилось. А вот, оказывается, иные варвары могут!
А Эмилий уже — увидел. Свершил короткую месть — метнул единственный дротик в спину пловца. И, не заботясь, попал — не попал, наклонился —
Теперь он знал — ему придётся жить. В какое из этих стремительных мгновений Эмилий это понял, он бы сам не сказал. Не обратил внимания. Непрерывная, воспитанная десятилетиями двуличного ремесла самоёрефлексия разведчика куда-то изчезла. А с ней ушли за грани мира секреты и интересы империи, страшные клятвы… Вселенная съёжилась до нескольких шагов неровного дощатого настила. Остались истекающая кровью девушка в шаге за спиной, враг перед глазами. И мост. Его мост.
Эмилий отбросил маскировку, и шансов у спешенных рыцарей больше не было. Никаких. Совсем. И саксы это поняли. Не ушли — пусть командир убит, рассудить, что наплавные мосты просто так не строят, и не защищают отчаянно — может самый тупой из рыцарей Уэссекса.
Впрочем, один вариант у них оставался. Прежде его отбросили — способ-то долгий. Теперь же — направились в лес, и принялись рубить широкий прочный щит выше человеческого роста. Чтобы выпереть богатыря к другому берегу. И обрезать-таки якоря.
Затея оборвалась на третьей барке — первые Эмилий сдал, зная, что мост это не разрушит, а качать и дёргать начнёт сильно. И саксы будут стараться удержаться на ногах и не полететь в воду. А не заглядывать в очередную барку. С которой он им за спины и выскочил. Дальнейшее было — скучно. Вдобавок пришлось спихивать в воду щит — чтобы вернуться к сестре августы.
Оставшиеся враги ушли. Эмилий продолжал вахту.
Лишь перед самой темнотой позади задрожала земля — под авангардом армии Кейдрих. И только кода лучшие лекаря занялись раненой — он вспомнил про рассыпающуюся легенду. И снова поспешил к мосту.
Принцесса задумчиво наблюдала, как её воины споро заканчивают настил. Ещё час — и можно переправляться. Лагерь разбивать следует уже на том берегу. Увидав последнего защитника моста, поспешила высказать восхищение. Достаточно формальное. В голове всё-таки вертелись недалёкое уже поле на котором саксов будет куда больше, да милый образ человека, которому придётся принять такой же страшный бой.
Впрочем, на блестящие слова и тоску в голосе командующей Эмилию было плевать. Ему легенду горящую спасти хотелось. Проснулся долг, и ничего более не видел и не слышал. Потому разведчик отрицательно мотнул головой и ткнул в сторону лекарских повозок.
— Я что? Обычный человек. Помогал, пока её не задели. А она — богини…
И удивился странному выражению лица ирландки. Словно ей хотелось разом порвать кому-то личико ногтями — и расцеловать взасос разом. И почесать за обеими ушами — ту, которая, мерзавка, рядом с королём Диведа. Которая, слава Богу, рядом с ним. В огне.
О битве у моста саксы узнали утром. На час позже, чем камбрийцы. Дэффид демонстративно потёр руки, и заявил, что саксам деваться некуда — или атаковать сейчас, или убираться без боя. И вообще лучился счастьем — знал, что одна из оказавшихся в пекле войны дочерей — жива, среди своих и при должном уходе. А рана — раны заживают. Харальд же достал нож и принялся соскабливать ногти.