Свет на вершине
Шрифт:
— Да неужто, господин Юсупов? А кто же, по-вашему, будет читать это заклинание? Быть может, вы?
Тут Жорж почему-то резко осёкся и замолчал. Поднял голову, увидел нас, вошедших. И вскочил, вытянувшись по стойке смирно.
— Государю императору — ура! — торжественно провозгласил Джонатан.
До сих пор он, как изваяние, сидел на каминной полке.
— Ну что, присмотрел за ними? — усмехнулся я.
Джонатан молча и горделиво вскинул голову — мол, стоило вообще спрашивать! Что я, за горсткой магов не присмотрю, что ли.
— Приветствую, господа и дама, — сказал император.
Тут уже все остальные сообразили, кто перед ними. Вскакивания, суета, поклоны, сумбурные приветствия.
—
— А может мне кто-нибудь объяснить, — вмешался император, — какая есть объективная разница между тем, прорвётся ли Тьма через моего сына, или же через то, что вы задумали?
— Позвольте мне, ваше величество, — поклонился дед. — Кстати, не угодно ли вам присесть? Или, может быть, кофе?
— Благодарю вас. Кофе не нужно.
Император шевельнул рукой — предлагая деду и остальным тоже садиться. Сам уселся на ближайший свободный стул.
— Если Тьма прорвётся через великого князя, она, вероятнее всего, просто затопит мир, — начал дед. — Здесь речь идёт об объёмах. Мы же хотим сначала призвать её форму — Стража, а затем наполнить эту форму, собственно, Тьмой. Если можно так выразиться, Тьма просто не сумеет растечься из этой формы. И об объёме речь идти уже не будет. Вы, разумеется, знаете саги о Кухулине. Я имею в виду конкретно ту, где был заговорённый мост, по которому за раз мог пройти лишь один человек. Кухулин сумел таким образом в одиночку остановить целую армию — сражаясь за раз лишь с одним соперником. Примерно это мы и собираемся сделать. Только очень приблизительно.
— Прошу, позвольте добавить, ваше величество, — влез Жорж. — Важно даже не то, что с Тьмой так будет удобно и даже в принципе возможно драться. Важно то, что Тьма перестанет скрывать наш мир от Света!
— Это и впрямь очень важно, — послышался голос от дверей.
Повернувшись, мы увидели заспанную Свету. Она зевала и тёрла глаза. Стоя в ночной рубашке в присутствии императора.
— Я постараюсь дотянуться до Света, — сказала она. — Если у меня полу-учится… — Света зевнула.
Дед побагровел. Он, кажется, ничего сейчас не хотел так, как провалиться сквозь землю. Процедил сквозь зубы:
— Голубушка. Я очень прошу вас одеться. Если вас это, конечно, не затруднит.
— Одеться? — удивилась Света. — Но на мне уже есть одежда! И очень красивая.
Она приподняла подол полупрозрачной ночной рубашки. Которая и без того едва прикрывала колени.
— О, — это Света заметила императора. — Здравствуйте, ваше величество! Рада вас видеть.
— Иди оденься, — зашипела на неё Кристина. — В платье, а не в ночную рубашку!
Света насупилась — как делала всегда, когда понимала, что накосячила.
— Прошу меня извинить.
Развернулась и ушла. Я проводил её взглядом — не удержался. Ночная рубашка, кажется, принадлежала Китти. Сомневаюсь, что Надя надела бы такую.
Император, человек безупречного воспитания, сделал вид, что никакой Светы тут вовсе не было.
— Теперь понимаю, — повернувшись ко мне, кивнул он. — Я опасался, что, желая спасти моего сына, вы собираетесь поставить под угрозу весь мир. Но теперь вижу, что всё обстоит иначе.
— Желая спасти вашего сына, мы просто немного ускорим процесс, — сказал я, отхлебнув кофе. — Вариантов не так много: либо ускоряться, либо отрубить Борису голову и потратить лишний день на подготовку. Так что… Кстати, да, прошу простить мне моё посредственное гостеприимство. Считайте, что это — боевой штаб, вокруг полыхает война, и нам всем не до церемоний. Кто хочет кофе — вот кофейник. Если что-то нужно — не стесняйтесь звать прислугу…
— Я здесь, ваше сиятельство! — немедленно образовалась в дверях столовой Китти.
— Прекрасно, не отходи далеко. Сэкономим время на этикете и приличиях. Итак. Жорж, дед — о чём вы спорили, когда мы пришли? В чём загвоздка?
— Я объясню…
— Нет, позвольте, я объясню!
— Нет уж, позвольте! — рыкнул дед.
И Жорж посчитал за благо заткнуться. Всё-таки поумнел он за последнее время. Кто б рассказал — я бы не поверил, но когда своими глазами видишь…
— Итак, — откашлялся дед. — Ритуал в целом понятен. Кто-то должен прочитать длинное заклинание. Страж будет пытаться этому помешать. Чтец, соответственно, должен быть хорошо защищён и обладать непреклонной волей.
— Но загвоздка-то вовсе не в этом! — вставил Жорж.
— Я говорю! — громыхнул дед. — Помолчите, господин Юсупов! Ритуал, кроме того, требует, чтобы в центре его находился человек, отмеченный Тьмой. Что это значит, мы пока не очень понимаем…
— Да перестаньте вы лицемерить! — вновь не выдержал Жорж. — Человек, отмеченный Тьмой! Здесь всё предельно ясно: это либо я, либо его высочество Борис Александрович. Но мы ведь не потащим к месту проведения ритуала цесаревича, верно? Насколько понимаю, он… не вполне здоров. К тому же, сам по себе является Вратами, и из этого чёрт знает что может получиться. Так что выбора просто нет. В сердце ритуала должен находиться я.
— Но это верная смерть! — прокричал дед.
— Не вижу, отчего бы вам так беспокоиться за мою жизнь, — фыркнул Жорж. — Род Барятинских никогда особенно не дружил с родом Юсуповых.
— На вашу жизнь мне, быть может, и плевать. Но я не верю в ваши мотивы. Вы — по-прежнему чёрный маг, Георгий Венедиктович! И вдруг — практически самопожертвование! Вы ведь видели схемы в трактате. На первом рисунке человек в сердце ритуала есть, на последнем — его нет! Может быть, это ничего не значит. Но я склонен считать, что это означает смерть.
В наступившей тишине прозвучал мягкий голос императора:
— Что скажете, господин Юсупов? Каковы ваши истинные мотивы?
Жорж, побледнев, поднялся. Оперся на трость, словно старик. Он несколько раз пытался начать говорить, но волнение одолевало его, и слова не шли дальше мыслей. Когда заговорил, смотрел не на императора, а на меня.
— Я устал, — сказал Жорж. — Я живу в тюрьме. Роскошной и комфортабельной, но — тюрьме. И я сам не могу себе позволить выйти из неё надолго. Я — как переполненная бочка на ножках. Хожу маленькими шажками, чтобы не расплескать содержимое. Я хочу покончить с этим поскорее. Хочу либо жить, как человек, либо прекратить эту комедию вовсе. Самопожертвование? Нет! Я не жертвую собой ради мира. Я просто хочу вернуть себе свою жизнь. Ту, к которой я привык! И ради этого готов пойти ва-банк. Если вам не по нраву мои мотивы — что ж, давайте экспериментировать. Давайте найдём кого-нибудь из тех бедолаг, которым Тьма задурила головы, когда они строили Вавилонскую башню. Принесём в жертву его или её. Потратим сутки на то, чтобы объяснить ситуацию и найти того, кто согласится стать жертвой добровольно. Если же таковых не найдётся, то, видимо, просто заставим — потеряв при этом бездну времени. Либо, второй вариант: можно взять того, кто уже есть. Кому не надо ничего объяснять! Того, кто готов сделать этот шаг добровольно.