Свет обратной стороны звезд
Шрифт:
— А пошли за самогоном с эланскими пукалками?
— Так это, меняться, — на ходу придумал прапорщик.
— Ладно врать, они уже во все сознались и пишут признательные показания.
— Не бери меня на понт, ваше благородие.
— Ты как с офицером разговариваешь, кусок? — одернул его Федор. — А впрочем, ты бандит в форме, а не военнослужащий.
— Скоро мы узнаем, кто из нас бандит, — зловеще пообещал прапорщик. — За всех ответите. Ты и твои дружки из леса.
— Вот только пугать не надо.
— А я, твое благородие, не пугаю. Сейчас
— Вот как, — усмехнулся Федор. — За ваши махинации ответите сами, на нас переложить не получится. Будешь в петле болтаться по решению имперского суда.
— А это мы еще посмотрим, капитан.
— Подожди дорогой, — с ничего хорошего не обещающей усмешкой, сказал Конечников.
Он свистнул в темноту и проорал: — Летуна давай сюда.
Через некоторое время пилота глайдера привели. Лицо Пащенко было разбито, один глаз заплыл, слезно посверкивая из под набухшего века. Но он был жив и не ранен.
— Пащенко, ты живой? — сходу спросил прапорщик. — А что с остальными?
— Все живы, Георгий Константинович, — ответил пилот, плача. — Савостьянов ранен в плечо, у Бориса руку изувечило. Костика ранило тяжело. Остальные целы, побили только.
— Говнюки, — выругался Топорков.
— Нас в са… — начал Пащенко.
— Хватит, юноша, хватит, — выкидывая парня из кабины, сказал Федор. — Это уже лишнее. Там Пащенко подхватили и отвели обратно в импровизированную тюрьму.
— Ты понимаешь, что вы сделали? Немедленно отпусти всех, иначе пожалеешь.
— Гоша, не кипятись, — с усмешкой сказал Конечников. — Как ты понимаешь, комфортность пребывания ваших подельников у меня в гостях, зависит от того, останутся ли штурмовые глайдеры в ангарах, а рота охраны в поселке. Иначе может быть очень грустно.
— Ты им ничего не сделаешь, не имеешь права! — заявил прапорщик. — А сделаешь — ответишь.
— Короче, фельдшера сюда бегом. Ему ничего не тронем, слово даю. На всякий случай запомни. Мы с твоими ребятами поговорили по-мужски. Они во всем сознались. Все, что они сказали, мы записали. Показать? — поинтересовался Федор, протягивая к камере телефона идентификационный браслет. — Есть копии, которых нет уже здесь. И еще, пока мы тут беседуем, твой любимый продавец из лавки кони может двинуть.
— Я лейтенанту доложу. Пусть он решение принимает, — ответил Топорков.
Прежде, чем комендант отключился, Федор успел разглядеть на его лице все оттенки страха, беспокойства и лихорадочных размышлений о том, что сказать начальнику.
— Витька! — заорал Федор. — Сюда бегом.
— Чего орешь-то? — спросил брат появляясь в проеме люка. — Тут я.
— Витька, сейчас может быть очень кисло. Если мужики хотят, пусть идут домой.
— Да ты чего всполошился, братуха. Слышал я все.
— Если слышал, то, наверное, понял. Может штурмовые группы уже в машины грузятся. Они не будут сопли жевать.
— Так я мужикам скажу, пусть вокруг дома засядут, — спокойно
— Мощность ружей на максимум. Зарядить калиберными пулями.
Раздался зуммер и экран осветился. Начальник строительного подразделения, как старший офицер, исполняющий обязанности командира всего гарнизона глядел в экран своими крупными, воспаленными глазами.
— Капитан Конечников, это правда? — спросил второй лейтенант.
— Слушай, Иван Федорович, ты бы хоть поздоровался, — недовольно сказал Федор.
— Здравия желаю, господин капитан, — зло буркнул строитель.
— Здравия желаю, господин второй лейтенант, — ответил ему Конечников.
— Имею сообщение от коменданта фактории о факте захвата военнослужащих, нанесения ранений и побоев. Это правда? — второй лейтенант с надеждой посмотрел на Федора, искренне желая услышать, что у прапорщика Топоркова белая горячка.
— Да, ночью дом моего брата подвергнулся нападению. Мною захвачены и удерживаются до выяснения всех обстоятельств семеро военнослужащих гарнизона. Убитых нет. Трое ранено, один тяжело.
— Это хорошо, что вы не отрицаете, — пристально смотря в лицо Федора, точно пытаясь заглянуть ему в мозг, сказал офицер. — Отпустите моих людей и готовьтесь ответить за свои действия. Я искренне надеюсь, что ваши прошлые заслуги будут основанием для снисхождения при вынесении приговора.
— Слушай, Иван Федорович, — прервал второго лейтенанта Конечников. — Не надо изображать из себя солдафонствующего идиотика. Мы с тобой прекрасно знаем, зачем ко мне ночью пожаловали люди в броне и масках, вооруженные эланским табельным оружием.
— Понятия не имею, о чем вы говорите, — своим высоким, пронзительным голосом ответил второй лейтенант.
— Вот именно, понятия не имеешь, что творится у тебя под носом. В то время как империя проявляет заботу об своих жителях, отдельные нечистоплотные элементы обделывают свои грязные делишки, — произнес Федор, копируя официально принятый стиль деметрианских газет. — Императору это не понравится. Довожу до вашего сведения, что мной подана жалоба лично наследнице престола, великой княжне Александре Данииловне. Не далее как через час — полтора на Амальгаму прибудет ее личный поверенный для разбирательства. Подумайте, господин второй лейтенант, как он расценит ваше бездействие и прямое пособничество преступникам в военной форме.
Второй лейтенант был один из немногих, кто знал о роли Конечникова в спасении наследницы престола. На его лице появилось беспомощное выражение человека, совершающего выбор между крайне неприятными для себя вариантами развития событий.
— Подождите немного, я разберусь, — наконец ответил офицер.
Пошли томительные минуты ожидания.
— Надо бежать в поселок, предупредить людей, — предложил Виктор. — Пусть в лес уходят. И нам туда же подаваться…
— Не торопись панику поднимать, — ответил Конечников. — Все равно не успеют. Но ребят отпусти. Я эту кашу заварил, я и отвечу.