Свет призрачной звезды
Шрифт:
Эйнар встал, обошел вокруг контейнера, крышку которого украшала выпуклая гравировка тивелл, продолговатых синих овощей, разновидности любимой пищи велян. Он передумал садиться на него и расположился рядом на полу: подобрал ноги, прислонился к контейнеру спиной и откинул голову на крышку. Да, изгнанному из дворца завоевателю о комфорте лучше и не мечтать. Зато становится понятнее, что испытывают враги, отдыхающие после боя в секретном убежище, а значит и предусмотреть их последующие действия для подготовки к атаке будет проще.
Однако Эйнару быстро надоели размышления о войне.
Эйнар не понимал, почему Лара так странно к нему относится. То готова принять как своего мужчину, то вновь отвергает. Для уточнения неплохо было бы проникнуть в ее сознание, но зародившееся доверие препятствовало риску.
Поймав очередной трепетный энергетический всплеск, Эйнар понял, что не имеет представления о том, как должен реагировать на ее сигналы. Что вообще ей нужно? Почему Лара прогоняет его, когда ее притягивает близость и вынуждает оставаться рядом, когда боится и сердится? В рамках нелианской науки объяснения ее поведению не нашлось. Но именно в ее нестандартности Эйнар приметил сходство с собой любимым.
Полулежа на холодном металлическом контейнере, молодой нелианец планировал дальнейшее взаимодействие с подругой. Одно выяснил точно — ему не уйти от ее волн. Прежде всего потому, что от них не хотелось уходить. Они притягивали. Собственно, для того и существуют сигналы одного живого объекта, чтобы быть замеченными другим объектом.
Эйнар укорял себя за предоставленную Ларе излишнюю свободу, которую легко было ограничить, напомнив о необходимости подчинении. Но именно этой темы он старался избегать.
В отличие от велянского послушания, предполагающего безропотное служение тому, кого предписано почитать Заветами Мудрецов, нелианское подчинение зачастую обуславливалось страхом, грозящим перерасти в агрессию. Подчинение Эйнара всегда было именно таким, вынужденным, временным, и сам он оставался начеку, принимая покорность сородичей. Но ему подчинялись с определенной целью: одни — рассчитывая заручиться его покровительством и защитой, другие — желая обезопасить себя от вреда с его стороны.
Подчинение подруги было вынужденным, но странным. Ей удавалось существовать одномоментно внутри установленных им границ и за их пределами.
Эйнар предположил, что если бы Лара обладала ремасом, она могла бы при первой встречи сразиться с ним на равных и даже убить его.
“Тогда она могла бы меня убить”, — подумал Эйнар. — “Теперь не сможет, даже будь у нее марсианское оружие”.
Опершись плечами и шеей на крышку контейнера, он выгнул спину и вытянул руки, расправляя заигравшие под кожей мышцы.
Потянувшись, он встал и настороженно замер, усиливая режим поиска. Изменения импульсных сигналов подруги обнадежили его. Он нашел себе лучшую пару, и не вправе был требовать от нее подчинения, нуждался только в ее доверии. Он собирался позволить ей подходить к нему со спины, в знак абсолютного доверия, поскольку она не нападет. Будь она сильнее, не стала бы атаковать.
Приблизившись к выходу, Эйнар с первым скрипом двинувшейся тяжелой двери потянул носом воздух, ожидая уловить тонкий аромат девушки.
Открывшаяся дверь усилила ощущение присутствия объекта в саду, впустила множество запахов с теплым ветерком.
Женские импульсные сигналы звали мужчину.
Эйнар пришел на зов.
Эйнар и Лариса
— Могу я расположиться рядом с тобой? — Эйнар удивил сидящую на крыльце девушку галантным вопросом.
— Присаживайся.
Лариса сорвала розовый колокольчик, отщипнула лепесток и запустила его по ветру. Лепесток выгнулся парусом спортивной яхты, взлетающей на гребень волны. Пролетев над мостиком, он спикировал в колючий капкан решевета.
Эйнар молча сел рядом, не соприкасаясь с ней.
— Наверное, мне следовало удивиться твоей странной покорности, — Лариса оторвала по намеченной линии второй лепесток. — Но я разучилась удивляться, Эйнар. Я не молчу, но и не беспокою тебя очередными обвинениями. Ничего не осталось. Законов тоже. Были ли они вообще, не знаю. Я ничего не в состоянии понять. Ни в чьем мире, ни в чьей культуре. Ты уверен, что поступаешь так, как лучше для тебя. Завидую. Я нисколько не знаю, что для меня лучше и как поступить. Вселенная заполнена информацией, и в то же время пуста. А эти блестящие точки, висящие в космосе, — она окинула взглядом звездное небо, — важны лишь для тех, кто на них живет или кто получает от них ресурсы. Когда ничего не ждешь от них, не решаешь связанных с ними задач, они пусты. Все вокруг становится ненужным. Любой ресурс считается таковым, пока определена потребность в нем. А когда потребности исчезают…
— Потребности существуют, пока живешь, — Эйнар придвинулся вплотную к ней.
Почувствовав тепло его бедра, Лариса хотела чуть отодвинуться, но уперлась в колонну.
— Жизнь — тоже удовлетворение потребности. Живешь, пока хочешь. Велянские мудрецы считают, от жажды жизни нельзя освобождаться. Но ты не веришь мудрецам. Они говорят, что вселенная опустеет, если все ее разумные существа захотят обрести абсолютную свободу.
— Не стремись к пустоте, — тихо проговорил Эйнар, положив ей на плечо тяжелую мускулистую руку.
— А к чему мне стремиться?
— К расширению потребностей. Достижение результатов доставляет удовольствие.
— Зависит от того, каких результатов ты достигнешь. Они далеко не всегда бывают положительными, — Лариса мотнула головой.
— Тех, которые обозначены в твоих целях.
— У меня было много целей. Ни одна из них не осуществилась.
— Среди твоих целей ни одна не означала просто жизнь?
— Была такая цель.
— И осталась.
— Пока остается.
Выбросив цветок, Лариса обернулась к Эйнару. Он снял руку с ее плеча и спокойно посмотрел на нее. Все-таки, он был хорош как мужчина. Слишком хорош, чтобы от него отказываться. С ним можно было спокойно сидеть рядом и молчать, когда не хочется ничего говорить, преодолевая растущую тягу склонить голову к его плечу, обнять его за шею. Он умел ждать. Не требовал внимания к своей важной персоне. Не перебивал ценных мыслей глупой болтовней.