Свет твоих глаз
Шрифт:
— Ты что творишь, гадёныш?! — прошипел он, со стуком захлопывая за собой двери. — Совсем страх потерял?
— Добрый день, Геннадий Вениаминович, — спокойно ответил Михаил, рассудив, что можно уже и не вставать навстречу, бессмысленно.
— Для кого-то, может, и добрый! — тяжело дыша, рявкнул первый секретарь Горкома комсомола и плюхнулся на стул. — А я из Горкома партии еду сейчас, и там я как следует получил по шапке. Из-за тебя, между прочим. Это ведь я тебя двигал, поручился за тебя, придурка!
— Уже и туда сигнал поступил?
— Сигнал?! — взвился Севостьянов, и его породистое лицо исказилось.
— Я не писал ни статью, ни тем более, фельетон, Геннадий Вениаминович.
— Ты-то не писал! Зато о тебе писали! И о твоей Джульетте! Первому секретарю Горкома партии Гурскому утром из области позвонили, а он сразу вызвал меня на ковёр. И всё это из-за тебя и твоих шашней, Мельников! Ты хоть понимаешь, что было бы, если бы статьи успели выйти?! Какой позор для нашего города, для всех нас? Вода есть?
Михаил указал на графин, стоявший прямо перед носом у Севостьянова.
— В общем, я вижу, по-хорошему ты не понимаешь, — выпив стакан воды и немного успокоившись, продолжил Севостьянов. — Мне дали сутки на устранение проблемы. Портить показатели по всему городу в такой ответственный период тебе никто не даст. У тебя есть один день, сегодняшний, для того, чтобы привести в порядок дела. Сегодня же пишешь заявление по собственному, с завтрашнего дня свободен… Да, да! А если упрёшься, вылетишь с завода по статье. Завтра утром приходишь сюда, ставишь подписи в приказе об увольнении, забираешь трудовую, и в десять чтобы был в моём кабинете. Приедет Гурский. Ты при нас снимешь с себя полномочия комсорга завода и значок, положишь на стол комсомольский билет. Всё это под протокол. Понял? Повторять не нужно?
— Понял, — кивнул Михаил. — Повторять не нужно.
— Только это не всё, Мельников! Чтобы духу твоего в городе не было. Мне такой нарыв к шестидесятипятилетию Октябрьской революции не нужен, а пока ты будешь тут маячить, твоя жена и председатель профсоюзного комитета завода товарищ Вековшинина не успокоятся, так и будут все инстанции бомбить кляузами. Так что сгинь с глаз долой, Мельников! За это тебе будет дана нормальная характеристика, без которой приличную работу ты нигде найти не сможешь.
— Тогда вам проще меня пристрелить, Геннадий Вениаминович, — покачал головой Михаил.
— Ты! — Севостьянов аж воздух начал ртом ловить. — Ты совсем…
Слушая далее, Михаил сделал вывод о том, что первый секретарь Горкома комсомола Севостьянов знает непечатный русский ничуть не хуже, чем фрезеровщик Долгих, а может, даже лучше.
— Я никуда не уеду без Людмилы, — спокойно прервал поток сквернословия собеседника Михаил. — А она не сможет поехать, пока мы оба не получим развод. И Люде тоже нужна нормальная характеристика. Иначе останусь тут. В виде нарыва.
Севостьянов в течение нескольких секунд смотрел на Михаила, вытаращив глаза.
— Будет, — хрипло заговорил он наконец. — Будет вам обоим и развод, и характеристики. Сам лично займусь. Только свалите отсюда оба побыстрее, так даже лучше!
После ухода Севостьянова
Михаил возвращался из столовой, когда его остановил дежурный и сообщил, что у проходной Михаила ждут. Теряясь в догадках, Михаил пошёл следом за дежурным и увидел одну из воспитателей Светы, Ларису Ивановну. Лариса стояла у окна, но увидев Мельникова, кинулась к нему, схватила за руку и потащила за собой на улицу.
Это был очень страшный момент, потому что Михаил чего только ни успел придумать, пока Лариса не зашептала, глядя на него расширившимися глазами:
— Там в садике… Пришли Вековшинина и жена ваша, Вера Николаевна. Свету после обеда забрали, не дали спать лечь, и все пошли в кабинет заведующей. А потом Люду вызвали туда. Я в первую работала, уже домой собиралась, а Люда только пришла. Няню оставили за ребятами следить. А я к вам сюда сразу побежала. Я слышала, как ваша жена спрашивала у Тумбочки… то есть, у Вековшининой, придёт ли Анатолий Долгих, но Вековшинина ответила, что он её послал и пригрозил милицию вызвать, если ещё раз сунется к нему. Сказал, что он не доносчик.
— Спасибо вам, Лариса Ивановна, — горло Михаила сдавил спазм, и сердце стучало где-то там же, мешая дышать. — Спасибо!
— Вы сейчас туда? — с надеждой спросила Лариса.
— Конечно! — кивнул Мельников.
Быстро предупредив дежурного, он попрощался с Ларисой и бегом кинулся на улицу. К счастью, один из рабочих в это время выезжал на мотоцикле с территории и подбросил Михаила прямо до ворот детского сада "Теремок".
* * * * * * *
…- Вот, Светочка, это та самая тётя, которая забрала у тебя папу, — спокойно говорила дочери Вера Николаевна, указывая в сторону Люды, сидящей за столом напротив комиссии, состоящей из Зинаиды Дмитриевны, Веры Николаевны, заведующей детским садом Алевтины Павловны и методиста Галины Сергеевны.
— Это Людмила Евгеньевна, — непонимающе ответила Света, которой очень хотелось спать.
— Вот именно, деточка, — елейным голосом ответила Тумбочка. — Людмила Евгеньевна грубо вмешалась в жизнь чужой семьи. А ведь она не просто комсомолка. Она комсорг детского сада!
Ад продолжался уже двадцать минут, и Люда ждала лишь одного: когда всё это закончится. Когда-то же закончится? Они устанут зачитывать свои заявления, выдвигать обвинения и тыкать в неё пальцами. Вынесут решение, выгонят из комсомола и с работы, но зато отпустят, наконец. На улицу, на свежий воздух. Хорошо, что Юльки нет в садике; теперь, когда они живут у родителей Люды, дочка проводит все дни с бабушкой.
— Отпустите, пожалуйста, Свету, — устало попросила Люда. — Она хочет спать. У всех детей тихий час.
— Не тебе решать, — холодно ответила Вера Николаевна, и в этот момент двери кабинета заведующей распахнулись.
— Здравствуйте!
Голос Мельникова прозвучал спокойно, но когда Люда увидела его лицо, ей стало страшно, несмотря на то, что она поняла: он примчался спасать её. Откуда только узнал? Неужели Лариса догадалась обо всём и успела рассказать ему?
Михаил, не обращая внимания на немую сцену, вошёл в кабинет, взял стул и сел рядом с Людой. Напротив "комиссии".