Свет твоих глаз
Шрифт:
Вера пыталась мужа увещевать. Это у неё всегда хорошо получалось, — увещевать и давить. Терпеливо и долго, как на собрании, говорила о карьере, о возможностях, о пути, который они проделали вместе. Пообещала, что на "один раз" она закроет глаза, если Михаил готов взяться за ум.
Однако Мельников был твёрд: забрал уже приготовленные вещи и переехал к родителям. На развод он подал ещё раньше. Когда уходил, Вера спокойно сказала ему, что не оставит всё это так. И разлучница, и предатель-муж за всё ответят.
…-
Михаил сел и молча уставился на деревянные панели расположенной напротив стены.
— Сигнал поступил, Мельников, — вздохнул первый секретарь, и Михаил посмотрел в его усталое породистое лицо.
Михаилу всегда казалось, что Севостьянов больше похож на дворянина из девятнадцатого века, какого-нибудь князя, например, а не на первого секретаря Горкома комсомола.
Чувствовалось, что разговор Севостьянову крайне неприятен, но деваться некуда, приходится.
— Что же ты творишь, Михаил? Да ещё в такой ответственный для тебя момент? Потерпеть не мог? Или сгулять как-нибудь… поаккуратнее? Вот от тебя меньше всего ожидал фортеля, честное слово!
Михаил открыл было рот, но Севостьянов поднял вверх ладонь, давая понять, что его речь ещё не закончена.
— Как два слона в посудной лавке! Один из семьи ушёл, у родителей обитает, вторая — то же самое… Ломать — не строить.
— Людмила у родителей? — всё же встрял Михаил, не обращая внимания на пламенный и красноречивый взгляд Севостьянова.
— Вы что как маленькие-то? Тоже мне, Ромео и Джульетта местного пошиба! У обоих семьи, да и возраст у вас уже не такой, чтобы чудить.
— Мы с Людмилой любим друг друга, — опять отвернувшись к стене, ответил Михаил. — И будем вместе, как только всё это закончится.
— Я тебя понял, — махнул рукой Севостьянов. — И далее этот бред слушать не намерен. Значит, так. Сегодня среда. Даю тебе время до понедельника, чтобы одумался. Супруга твоя готова идти на примирение. Придёте сюда вместе с Верой Николаевной. Повинишься, признаешь ошибки и неправоту. Всё забудем, и сразу начнёшь подготовку к вступлению в новую должность. Такая работа предстоит, что времени на глупости не останется. Пора горячая сейчас, и чем ближе ноябрь, тем пора будет горячее. Всё, иди, отвечать мне не надо. Я знаю наизусть всё, что ты мне сейчас скажешь. Все там были; не ты первый, не ты последний.
* * * * * * *
Вечером, когда Люда с отцом уже полили огород и закрыли на ночь парники, а Юлька улеглась спать, залаял дворовый пёс Умка, и раздался стук в ворота дома.
Евгений Савельевич вышел во двор и посадил Умку на цепь. Люда и её мама Тамара Ивановна, которые сидели за столом в кухне и пили чай, встревоженно переглянулись.
Однако уже через минуту лицо Люды вспыхнуло от радостного смущения, потому что в кухню следом за хозяином дома вошёл Михаил.
— Вот такие гости к нам пожаловали, — неопределённо сказал Евгений Савельевич. — Лично не знаком, но догадываюсь, кто.
— Михаил, — сообщил Мельников.
Тамара Ивановна достала чистую чашку и молча налила чай для гостя. Молчали и все остальные. Михаилу очень хотелось поговорить с Людой наедине, но это пока не представлялось возможным, потому он только во все глаза смотрел на неё, отметив, что она осунулась и побледнела за прошедшие дни. Сердце болезненно сжималось, и каждый новый удар отдавался новой болью.
Люда тоже смотрела на Михаила, глаз не сводила с его лица, и думала такие же тревожные мысли.
— Так и будем молчать и переглядываться? — усмехнулся Евгений Савельевич. — А тем временем мы с матерью не знаем, как на улицу выйти — стыдно от людей. А вам двоим, вижу, и не стыдно вовсе. Всем вокруг стыдно, а вам — нет.
— Я люблю вашу дочь, — твёрдо сказал Мельников. — И мы поженимся, как только сможем.
Тамара Ивановна лишь молча покачала головой, а Евгений Савельевич неопределённо крякнул.
— Видимо, мода сейчас такая у молодёжи. Женились, детей нарожали, а потом передумали, разженились и переженились. И трава не расти.
— У нас всё серьёзно с Людмилой, — упрямо повторил Мельников и сжал челюсти.
— Ну если так, то приходите, когда сможете жениться, молодой человек, — пожал плечами Евгений Савельевич. — Мы с вами познакомились, мысли и намерения ваши поняли. А покуда вы оба остаётесь семейными людьми, мы с матерью никакого позора не допустим. Хватит. Понятно?
— Понятно, — кивнул Мельников. — Я обязательно приду, как только смогу жениться. Спасибо. До свидания и спокойной ночи.
Отставив нетронутый чай, он поднялся из-за стола. Евгений Савельевич тоже встал, но тут неожиданно подала голос Люда, которая до сих пор не сказала ни слова:
— Я сама провожу.
— Сиди, где сидишь, — нахмурился отец.
— Я сама провожу, — уже громче, увереннее повторила Людмила и встала.
…Они долго, исступленно и мучительно целовались, спрятавшись за угол дома.
— Люда, где ты была больше суток? Я чуть с ума не сошёл!
— У Ларисы, — Люда гладила щеки Михаила.
— Но я ведь был у неё, приходил в садик! И она ответила, что не знает, где ты!
— А мне не сказала, что ты приходил, — пробормотала Люда. — Видимо, чтобы не волновать меня. Не обижайся только, Миша, и не сердись. Это я её попросила никому не говорить.
— Даже мне? А мне-то почему?
Люда опустила глаза, не зная, как сказать правду.
— Неужели думала, что я и не стану искать?
— Миша… — на глазах у Люды выступили слёзы. — Прости меня.
— Всё хорошо, — он прижал её к себе, быстро целуя в щёки и в мокрые глаза. — И будет хорошо.
— А Света как?
— Пока спокойно, но думаю, так легко всё не обойдётся. Я обязательно ещё не раз с ней поговорю. Скажи, Анатолий… как он воспринял?
— Тяжело, конечно, как иначе? Выгнал нас с Юлей; сказал, не простит и не примет обратно. Но думаю, это даже к лучшему. То, что он такой непримиримый.