Свет в оазисе
Шрифт:
Радость, которую Росарио испытывала в начале этой игры в ночное уединение, стремительно улетучивалась.
– Почему, называя слуг, ты не упомянула Пепе?
– спросил Алонсо.
– Он на днях сказал мне, что будет всегда на моей стороне, что бы ни происходило. Как же мне было стыдно смотреть ему в глаза! Ведь я даже не могла спросить, что он имеет в виду, чтобы не обсуждать с ним щекотливых тем. Только поблагодарила его. А сама думала про жуткую книгу, о которой ты мне рассказывал.
– "Молот ведьм"?
– Да, - Росарио содрогнулась, вспомнив рассказ Алонсо.
Десять
– Для заключения под стражу, - объяснил тогда Алонсо, - достаточно простого доноса или личных подозрений инквизитора. Ради того, чтобы добиться признания подозреваемых, их подвергают жесточайшим пыткам.
Нет, Росарио определенно было не по душе нараставшее где-то в области солнечного сплетения давящее ощущение тревоги. Алонсо, всегда чутко улавливавший перемены в ее настроении, легко дернул локон у нее за ухом. Это был условный знак: он повторял движение Росарио, на которое обратил как-то ее внимание. Она часто машинально делала это, когда задумывалась.
Росарио улыбнулась. Действительно, в ее положении было глупо предаваться унынию. Она могла менять реальность! К ней вернулась молодость - причем не та, робкая и стыдливая, которую она помнила, а новая - с идеальным, стремительным телом, с поразительной жаждой жизни! Более того, человек, которого она любила и благодаря которому обрела все эти удивительные, непостижимые дары, находился сейчас рядом с ней!
Росарио решила, что Алонсо не заслуживает того, чтобы портить ему настроение, впадая в меланхолию.
– Аладдин, ты меня любишь?
– спросила она.
– Люблю, царевна Будур, - Алонсо оживился, зная, что Росарио всегда заводит эту игру, когда испытывает прилив счастья.
– За что?
– За то, что ты такая черноволосая.
– Гм, - Росарио прищурилась.
– В прошлый раз ты любил меня за высокий рост. А в позапрошлый - за то, что я немного умею играть на клавесине.
– Ну, что ж поделать? Я очень непостоянен. Сегодня я люблю тебя за волосы.
– Благодаря тебе, в этих волосах нет ни одного седого.
Вдали послышались приглушенные расстоянием раскаты.
Росарио отстранилась от Алонсо.
– Ты слышал?
– Да, гром, - пробормотал он.
– Скоро будет дождь.
– Скоро будет звон колокольчика. И мне придется выйти в залу к Эмилио и Альфонсине. Он станет обсуждать со мной закупку припасов, а она пожелает посоветоваться, о том, что готовить на обед.
– Откуда ты знаешь?
– спросил Алонсо и тут же сообразил.
– Это уже было, и ты изменила реальность?
– Именно так, мой милый Аладдин.
Росарио перевернула стоящие на столике песочные часы. Золотистая струйка потекла вниз.
– У нас две минуты до колокольчика. За это время я должна привести в порядок прическу и платье, иначе они все поймут, глядя на меня, - Росарио соскочила с кровати, не прекращая говорить, и направилась к столу, на котором стояло небольшое овальное зеркало в серебряной оправе.
– Поверь мне, я это знаю наверняка, так как уже побывала в такой ситуации, из-за чего приходится сейчас проживать новый виток реальности. А тебе до того, как весь песок окажется внизу, надо успеть совершить целый ряд действий. Задернуть полог кровати. Открыть шторы. Тихо выскользнуть через заднюю дверь и по правой винтовой лестнице вернуться на веранду. Там сейчас никого нет.
Алонсо задул свечу и, спустившись по ступеньке с возвышения, на котором стояла кровать, закрыл ее полог.
– Как-то странно думать, что мы сейчас живем в твоем прошлом, - рассуждал он, отдергивая плотные шторы и впуская в комнату дневной свет.
– Что в недалеком будущем, которое отделяют от нас несколько минут, ты сидишь с закрытыми глазами, выстраивая в уме все то, что мы сейчас с тобой делаем.
Алонсо был прав. Росарио не смогла бы даже объяснить, насколько все это действительно странно: сидеть, закрыв глаза, на диване в приемной зале, которую только что покинули слуга и кухарка, и в то же время быть здесь, заново переживая виток реальности, превращающийся из несбывшегося в сбывшийся.
Комнату озаряло зимнее солнце. Теперь, когда Алонсо выскользнул, двигаясь своей бесшумной кошачьей походкой, ничего, кроме прикрытой пологом примятой постели, не напоминало их недавней искусственной ночи.
В первый раз они прибегли к этому ухищрению неделю назад. Им так хотелось жить вместе, спать вместе, вместе встречать рассветы, что они решились на кратковременную имитацию ночи при задернутых шторах и горящей свече.
Зазвонил колокольчик. В течение нескольких минут Росарио отвечала в зале на вопросы Эмилио и пожилой кухарки Альфонсины, а затем отпустила их и села, закрыв глаза. Теперь та Росарио, что сидела на диване, меняя явь, и та, что проживала новый виток сбывшейся реальности, снова слились воедино.
Еще через несколько мгновений она вздрогнула и медленно потянулась. Покалывания в затылке вскоре прекратились.
Росарио встала и поднялась на веранду, где ее ждал Алонсо. Альфонсина приготовила деликатесы саламанкской кухни - сдобные булочки больо маймон и сладости из яичного желтка с мукой, лимоном и медом, называемые чочос де йема. Алонсо, нахваливая их, называл собеседницу "донья Росарио" и обращался к ней на "вы". Один раз, когда никого из слуг поблизости не было, они украдкой коснулись друг друга пальцами и встретились взглядами, отчего Росарио окатила волна нежности.
Вскоре Алонсо попрощался и отправился в Саламанку. Он всегда уезжал, а Росарио оставалась мечтать о тех временах, когда они смогут ночевать под одной крышей.
Стоя на балконе, она смотрела на удаляющуюся между кипарисов и сосен фигурку одинокого всадника и думала о том, что Алонсо не только открыл ей ее дар. Благодаря ему, Росарио убедилась, что, вопреки здравому смыслу, она была права всякий раз, когда, теряя дорогого человека, чувствовала, что могла бы его спасти, если бы в нужный момент знала об угрожавшей ему опасности и очень сильно пожелала отвести ее.