Свет в оазисе
Шрифт:
– Разумеется, сеньора, - кивнул Эмилио.
Спустя два дня Алонсо поселился в замке Каса де Фуэнтес. Ознакомившись с библиотекой, он сказал, что ему понадобится около недели на то, чтобы привести ее в полный порядок и составить каталог. Оставшись наедине с Росарио, Алонсо признался, что при желании мог бы ускорить этот процесс, попросив предоставить ему одного или двух помощников, и завершить его за три дня.
– Но такого желания у меня нет, - добавил он со смущенной улыбкой.
По ночам Алонсо тайком пробирался в спальню Росарио. Они проводили вместе несколько часов. Под утром Алонсо уходил,
Правда, в первую ночь они, истосковавшись друг по другу, никак не могли заставить себя расстаться, отчего чуть было не заснули оба на подушке Росарио. После этого Алонсо взял себе за правило следить за временем и в три часа утра объявлять, что Росарио пора спать.
Она сразу полюбила этот обряд. Каждый раз засыпала с таким ощущением, будто погружается в сладостный нектар тепла и защищенности, зная, что Алонсо будет сидеть рядом и ждать, пока она не заснет, а затем тихо задует свечу и бесшумно покинет комнату.
Росарио не переставала удивляться способностям своего молодого тела. Несмотря на постоянную нехватку сна, несмотря на ласки до изнеможения, она в течение дня не испытывала никакой усталости.
– Когда мне в прошлый раз было двадцать пять лет, я не была такой выносливой, - удивлялась она.
– Не забывай, что орбинавт не просто молодеет, - напоминал Алонсо.
– Его тело приобретает облик, который в глубине своего сознания он считает для себя идеальным. Ты сейчас не совсем такая, какой была в своей первой юности.
– Я никогда не знала, - говорила Росарио, - такой внутренней силы и такого счастья от самых простых вещей: от дыхания, от прикосновения к обычным предметам, к одежде, к одеялу, от ходьбы, от сна, от пробуждения.
Росарио нравилось делиться с Алонсо своими переживаниями. Никогда в жизни она не встречала человека, который настолько понимал бы ее, настолько не нуждался бы в переводе с ее языка на свой, человека, с которым она была бы настолько раскрепощена.
Впрочем, поправляла себя Росарио, даже Алонсо понимал не все. Ей было трудно отвечать на его постоянные расспросы о том, что она испытывала, меняя реальность. В этом не было ни ее, ни его вины. Просто в человеческом языке не существовало подходящих слов.
Днем Алонсо возился в библиотеке, и встречались они только во время еды. Иногда, если позволяла погода, выезжали в лес и гуляли по римской дороге.
Утром Росарио сидела перед зеркалом, а Каролина распутывала и расчесывала ее густые, длинные, черные волосы. Глядя на отражения и невольно сравнивая свою звенящую, вызывающе дерзкую молодость с дряблостью и землистым цветом лица сорокалетней служанки, с ее грузной фигурой, Росарио размышляла о своей новооткрытой неподвластности старению.
Означает ли это качество бессмертие? Может ли орбинавт погибнуть насильственной смертью, от несчастного случая, от болезни? Этого Росарио не знала. У нее было такое чувство, что сильное, свободное от изъянов тело может с бСльшим успехом сопротивляться болезни, чем ослабленное годами и хворями. Но отсюда не следовало, что орбинавт вообще не способен умереть.
Одно было ясно Росарио: она не умрет от старости! А это означало, что с большой вероятностью она переживет всех тех, к кому привязана и к кому еще будет привязываться. Она переживет Мануэля, если сын так и не решится признать своей необычности. (Впрочем, на этот счет Росарио была спокойна. Как только Мануэль вернется, она непременно откроет ему глаза на то, кем он является). Она переживет любимого Алонсо, и от этой мысли у Росарио все внутри сжималось. В то, что он сумеет развить дар орбинавта, Росарио не верила, хотя и не говорила ему об этом. Она переживет своих детей, внуков, правнуков, если они у нее будут и если не унаследуют дара.
Это обстоятельство требовало от хозяйки Каса де Фуэнтес какого-то пересмотра всего, что для нее было важно и ценно, какой-то иной жизненной перспективы.
– Донья Росарио, я давно хотела вас спросить, - нерешительно заговорила Каролина, закончив сооружать прическу из волос сеньоры.
– Конечно, Каролина, - ответила хозяйка замка, стараясь не показывать внутреннего напряжения.
– Вы так чудесно выглядите в последнее время! Может быть, поделитесь вашим секретом? Это какие-то притирания, да? Вы чем-то смазываете кожу, и от этого она становится такой гладкой и чистой?
– Нет, Каролина, я просто стала чаще гулять на свежем воздухе, - отделалась Росарио первой пришедшей на ум отговоркой.
Как только служанка вышла, Росарио поспешила изменить реальность последних нескольких минут...
...- Донья Росарио, я давно хотела вас спросить, - нерешительно заговорила Каролина, закончив сооружать прическу из волос сеньоры.
– Хорошо, Каролина, только не сейчас, я очень тороплюсь.
– Извините, - смущенно пробормотала служанка.
Этот эпизод встревожил Росарио. Меняй реальность или не меняй, ее молодость не может не вызывать недоумения у слуг, о чем она и сказала Алонсо во время прогулки по римской дороге посреди хвойного леса.
Подумав, он предположил:
– Мне кажется, нам необязательно постоянно прятаться от слуг, лишая себя радости, которой мы, безусловно, заслуживаем.
Росарио хотела было возразить, что эту тему они обсуждали уже не раз, но решила дослушать его, не перебивая.
– Если они и узнают про нашу любовь, в этом не будет ничего ужасного, - развивал Алонсо свою мысль.
– Ты незамужняя женщина, я неженатый мужчина. Старше ты меня или нет, это наше с тобой дело. Мы придаем слишком большое значение тому, как люди отнесутся к тому, что мы любим друг друга. А между тем, нас намного больше должно беспокоить то, как они объясняют твое неожиданное омоложение. Уж этого-то нам никак не удастся скрыть.
Росарио поежилась, опять вспомнив "Молот ведьм". Нетрудно было догадаться, какое объяснение способны люди дать тому обстоятельству, что у женщины, которой далеко за сорок, вдруг снова потемнели серебряные нити волос, разгладились морщины, подтянулась тело, стали пружинистыми и полными силы походка и стать.
– У тебя есть какие-то новые мысли на этот счет?
– спросила Росарио с надеждой.
– В связи с молодостью? Пока нет, - развел руками Алонсо.
– Но я непременно что-нибудь придумаю. Я хочу пока сказать, что мы могли бы перестать встречаться украдкой и начать делать это открыто.