Свет в океане
Шрифт:
— Иззи, я не могу! Я не имею права! Как ты не понимаешь?
Ее лицо потемнело.
— Как ты можешь быть таким бессердечным? Тебя волнуют только правила, пароходы и этот проклятый маяк!
Эти обвинения Тому уже приходилось слышать, когда обезумевшая от горя после выкидышей Изабель выплескивала все свои страдания на единственного человека на острове. На того, кто упрямо продолжал выполнять свою работу, кто утешал ее как только мог и все свои переживания загонял глубоко внутрь. Он почувствовал, что она находилась на грани срыва, чреватого полной потерей рассудка. Такой он ее еще не видел никогда.
Глава 11
Любопытная
Старые захоронения погибших при кораблекрушении располагались в низине возле самого пляжа. Копая свежую могилу, Том действовал автоматически. Его руки помнили каждое движение: на войне ему часто приходилось выполнять этот скорбный ритуал, который, он надеялся, ему не придется больше повторять.
В первый раз при виде тел, выложенных в ряд и ожидавших предания земле, его вырвало. А потом он привык и даже радовался, если мертвец оказывался худым или с оторванными ногами, потому что перетаскивать такое тело было намного легче. Предать земле, пометить могилу, отдать почести и двинуться дальше. Так все и было. И надеяться, что у мертвеца не будет хватать конечностей. Том похолодел при мысли, что тогда это казалось ему вполне естественным.
Лопата с хрустом входила в песчаную почву. Когда тело было предано земле и могилу увенчал аккуратный холмик, Том решил помолиться за душу бедняги, но вместо этого прошептал:
— Прости мне, Господи, этот грех и другие тоже. И смилуйся над Изабель. Ты знаешь, сколько ей пришлось пережить. И Ты знаешь, как много в ней доброты. Прости нас обоих и смилуйся над нами.
Перекрестившись, он повернулся к ялику и, готовясь столкнуть его в воду, приподнял за нос. Под лучом солнца на днище что-то сверкнуло. Том наклонился разглядеть поближе и увидел, что за шпангоутом застряло что-то блестящее. Со второй или третьей попытки ему удалось освободить из плена холодный и твердый предмет, оказавшийся детской серебряной погремушкой. Она была украшена херувимчиками и благодарно отозвалась нестройным звоном.
Том повертел ее в руках, будто она могла заговорить и рассказать, что случилось с ее владельцами, а потом сунул в карман. Появление на острове столь неожиданной пары могло объясняться сотней разных причин, но Том мог спать спокойно лишь при условии, что версия Изабель верна и ребенок являлся сиротой. Он подсознательно хотел оградить себя от любых сомнений. Устремив взгляд на горизонт, где океан соединялся с небом, как вытянутые для поцелуя губы, он постарался выкинуть из головы все опасения.
Убедившись, что ялик подхватило южное течение, Том вернулся на пляж. Соленый запах черно-зеленых водорослей, гниющих на валунах, вытеснил преследовавший его запах смерти. Из-под доски вылез крошечный красный песчаный краб и, подобравшись боком к колючей мертвой еж-рыбе, стал отрывать от ее брюха кусочки плоти и отправлять их себе в рот. Тома передернуло от отвращения, и он поспешил по тропинке в дом.
— На острове негде спрятаться
Ребенок, не обратив на жест Тома никакого внимания, продолжал неотрывно смотреть ему в глаза, следя за движениями губ и внимая низкому тембру голоса. Малышка издала высокий отрывистый звук, похожий на сдавленное икание, от которого у Тома невольно защемило сердце. Однако он справился с приливом чувств и продолжал:
— Но вон в той маленькой бухточке есть одно местечко, где часто бывает тихо и спокойно, потому что оно смотрит на север, туда, где лежит мирный и теплый Индийский океан. А Южный океан находится на юге. Он опасный и бурный. От него лучше держаться подальше.
Малютка вытащила ручку и ухватила Тома за палец. За ту неделю, что она находилась на острове, он привык к ее покрикиваниям, а тихое посапывание в колыбельке наполняло весь дом ее незримым присутствием, как запах выпечки или аромат цветов. Он с удивлением замечал, что стал прислушиваться, не проснулась ли она утром, или, услышав ночью плач, инстинктивно подходил и брал ее на руки, чтобы успокоить.
— Ты в нее влюбляешься, верно? — спросила Изабель, наблюдавшая за ними с порога. Увидев, как Том нахмурился, она тут же пояснила: — В нее невозможно не влюбиться!
— Она корчит такие забавные рожицы…
— Из тебя выйдет просто замечательный папа!
Том неловко заерзал на стуле.
— И все-таки, Изз, нам следовало обо всем сообщить.
— Посмотри на нее! Разве не видно, как ей с нами хорошо?
— В том-то и дело! И нам вовсе не нужно что-то скрывать! Мы можем сообщить о случившемся и удочерить ее. Еще не поздно, Изз. Мы можем поступить правильно.
— Удочерить ее? — воскликнула Изабель. — Да они никогда не отдадут ребенка на маяк. В этой глуши нет ни доктора, ни школы. Здесь даже нет церкви, что в их глазах еще важнее! И даже если они разрешат ее удочерить, то отдадут какой-нибудь семье в городе. Потом, представь, сколько времени займет оформление! С нами наверняка захотят встретиться и побеседовать. А тебя ни за что для этого не отпустят с острова. А очередной отпуск будет только через полтора года! — Она положила ему руку на плечо. — Я знаю, что мы справимся. Я знаю, что из тебя выйдет замечательный отец. А они ничего этого не знают!
Она долго смотрела на малютку и дотронулась до ее щеки.
— Любовь важнее любых инструкций, Том. Если бы ты сообщил о ялике, она бы уже сейчас находилась в каком-нибудь ужасном приюте. — Изабель накрыла его руку своей. — Наши молитвы были услышаны. Разве можно быть таким неблагодарным и отослать ее обратно?
Подобно тому как привитый черенок начинает бурно развиваться на кусте другого растения, обострившиеся материнские инстинкты Изабель, оказавшиеся невостребованными из-за рождения мертвого плода, нашли благодатную почву в лице ребенка, который так нуждался в материнской заботе. Горе после утраты и оторванность от внешнего мира лишь способствовали укреплению особой, всепоглощающей привязанности Изабель к малышке.