Свет в океане
Шрифт:
— Это будет только наш с тобой секрет, и если кто-нибудь спросит, что ты сегодня делала, ты скажешь, что просто ходила к дедушке. И никому не будешь рассказывать, что видела маму. Ты меня поняла, милая?
Девочка вытянула губки и серьезно кивнула, хотя в глазах по-прежнему было непонимание.
— Она очень умный ребенок. Она знает, что Изабель Шербурн жива — мы видели ее в галантерейном магазине Мушмора. — Ханна снова сидела в кабинете доктора Самптона, правда, на этот раз она пришла к нему без дочери.
— Говорю вам как профессионал: единственным лекарством для вашей
— Я тут подумала… а что, если попросить ее рассказать мне… о той, другой жизни? На острове. Вдруг поможет?
Доктор выпустил из трубки клуб дыма.
— Я вам приведу для наглядности пример. Представьте, что я вырезал у вас аппендикс, и вы вряд ли захотите, чтобы я каждые пять минут вскрывал зашитый шов, чтобы посмотреть, как идет заживление. Я понимаю, вам сейчас нелегко, но поверьте — в данном случае чем меньше воспоминаний, тем для девочки лучше. Время сделает свое дело и залечит все раны.
Однако на практике Ханна не наблюдала никаких перемен к лучшему. Малышка с непонятной одержимостью стала следить за тем, чтобы игрушки были расставлены в определенном порядке, а кровать застелена аккуратно. Она наказывала котенка за то, что тот опрокидывал дом для кукол, и практически все время молчала, чтобы никоим образом не выказать хоть какую-то привязанность к самозваной матери.
Но Ханна не теряла надежды. Она рассказывала дочери разные истории: о лесах и людях, которые в них работали; о школе в Перте и чем она там занималась; о Фрэнке и его жизни в Калгурли. Она продолжала петь дочери короткие песенки на немецком, хотя девочка и не обращала на них внимания. Единственной реакцией дочери на происходящее были рисунки. Она рисовала всегда одно и то же. Мама, папа и Лулу на маяке, луч которого шел через весь лист, разгоняя обволакивавшую все вокруг тьму.
Из кухни Ханна наблюдала за Грейс, которая играла с прищепками на полу в гостиной. В последние дни малышка вела себя особенно беспокойно и успокаивалась, только когда уходила к Септимусу, и мать сейчас радовалась тому, что она наконец-то тихо играет. Ханна подошла поближе к двери, чтобы лучше слышать разговоры дочери с прищепками.
— Люси, съешь ириску, — сказала прищепка.
— Ням-ням, — ответила другая, делая вид, что подхватила конфету из руки девочки.
— А у меня есть секрет, — сказала первая прищепка. — Пойдем с тетушкой Гвен, когда Ханна уснет.
Ханна, похолодев, затаила дыхание.
Грейс достала из кармана передника лимон и обернула его платком.
— Спокойной ночи, Ханна, — произнесла тетушка Гвен. — А теперь мы пойдем навестить маму в парке.
— Чмок-чмок, — поцеловались две другие прищепки, прижимаясь друг к другу.
— Моя любимая Люси. Пойдем, моя радость. Пора возвращаться на Янус. — И две прищепки дружно потопали по ковру.
Свист вскипевшего чайника заставил девочку вздрогнуть от неожиданности, и она, обернувшись, увидела в дверях Ханну. Малышка бросила прищепки и ударила себя по руке:
— Плохая Люси!
Ужас, который охватил Ханну во время этого представления, сменился отчаянием. Так вот, значит, как она выглядела в глазах дочери — не любящей матерью, а настоящим тираном. Пытаясь сохранить самообладание, Ханна лихорадочно думала, как лучше поступить.
Трясущимися руками она приготовила какао и принесла в гостиную.
— Милая, в какую интересную игру ты играла, — сказала она, пытаясь подавить дрожь в голосе.
Девочка не шевелилась, молча застыв с чашкой в руке.
— А у тебя есть секреты, Грейс?
Она медленно кивнула.
— Наверняка очень интересные секреты.
Маленький подбородок снова качнулся вверх-вниз, а в глазах читалась неуверенность, по каким правилам играть дальше.
— Давай с тобой поиграем?
Не зная, как реагировать, девочка начала выписывать на полу дугу носком туфельки.
— Давай сыграем с тобой в игру, где я попытаюсь угадать твой секрет. Он все равно останется секретом, потому что ты мне ничего не сказала. А если я угадаю, ты получишь в награду леденец на палочке. — Ханна неловко улыбнулась, а малышка совсем растерялась. — Мне кажется… ты ходила навещать ту леди с Януса. Я угадала?
Девочка начала кивать, но тут же остановилась.
— Мы ходили к дяде в большой дом. У него было розовое лицо.
— Я не буду на тебя сердиться, милая. Иногда так приятно встретить знакомых, правда? А эта женщина крепко тебя обнимала?
— Да, — медленно подтвердила девочка, пытаясь сообразить, было ли это тоже секретом или уже нет.
Когда час спустя Ханна снимала с веревки высохшее белье, она все еще никак не могла успокоиться. Как могла ее собственная сестра так поступить? Перед глазами возникли лица всех, кто тогда был в магазине Мушмора, и ей показалось, что все они, включая Гвен, смеялись за ее спиной. Оставив юбку висеть на одной прищепке, она бросилась в дом и ворвалась в комнату Гвен.
— Как тебе не стыдно?!
— Ты о чем? — спросила Гвен.
— Как будто ты не знаешь!
— Да что случилось, Ханна?
— Мне известно, что ты сделала! Я знаю, куда ты водила Грейс!
Увидев на глазах сестры слезы, Ханна растерялась.
— Мне ее так жалко, Ханна.
— Что?!
— Она такая несчастная! Да, я водила ее повидаться с Изабель Шербурн. В парке. И позволила им поговорить друг с другом. Но я это сделала ради нее! Ребенок совсем запутался и ничего уже не понимает! Я сделала это ради нее, Ханна, ради Люси!
— Ее зовут Грейс! Ее зовут Грейс, и она моя дочь, и я хочу, чтобы она была счастлива, и… — Она запнулась и всхлипнула. — Мне так не хватает Фрэнка! Господи, как же мне его не хватает! — Она посмотрела на сестру. — А ты водила ее к жене человека, который закопал его в яме! Да как ты могла?! Грейс нужно забыть о них! О них обоих! Это я — ее мать!
Гвен, поколебавшись, подошла к сестре и ласково ее обняла.
— Ханна, ты же знаешь, как сильно я тебя люблю. Я старалась изо всех сил, лишь бы тебе хоть чуть-чуть стало легче… После того самого дня. И я продолжала делать все, что от меня зависит, когда она вернулась домой. Но в том-то и проблема! Ее дом не здесь! Я не могу видеть, как она страдает! И не могу видеть, какую боль это причиняет тебе!