Свет за облаками (сборник)
Шрифт:
Адамис даже вздрогнул от такой проницательности Горца и невольно опустил глаза. Тот попал в его больное место. Он уже давно мучился вопросом, кто он такой и для чего живёт в этом мире. Однако в том, чтобы получить знание так, как предлагал торговец винами, было, как ему казалось, что-то неправильное, что-то противоестественное. Полученное таким путём, знание уже не будет даром мира. Выйдет, что он взял его обманом или силой. Не обесценится ли тогда и само знание?
Адамис поднял глаза и сказал:
— Зачем торопить события? Я и так со временем узнаю своё предназначенье,
— Тот, кто бросает миру вызов и берёт от него, что и когда ему нужно, подобен джигиту, который укрощает строптивого коня и скачет на нём куда пожелает, а тот, кто смиренно ждёт от мира милостей, подобен собаке, которая, виляя хвостом, дожидается подачек от своего хозяина, а получает взамен одни пинки.
Адамис не очень понял сравнения Горца, но решил его больше не расспрашивать.
— Пойдём, Иветта, — обратился он к возлюбленной, собираясь уходить.
— Хорошо, хорошо, не хочешь будущее, давай настоящее, — засуетился Горец. — Хочешь себя как есть увидать? Хочешь свою суть познать?
— Я познаю себя через мою любовь к Иветте. Мне хватает того, что я вижу себя в её глазах! — твёрдо ответил Адамис.
— Ты ведь не трус, джигит, да? — прищурился Горец. — Тот истинный мужчина на коне, кто не боится новых знаний о себе.
Иветте, до этого молча слушавшей разговор мужчин, но не очень понимавшей его суть, теперь стало любопытно, какую тайну о них хочет раскрыть им этот любитель складно говорить. Неужели его вино может помочь Адамису и ей по-настоящему познать самих себя? Честно признаться, Иветте хотелось взглянуть на себя со стороны, чтобы узнать свою истинную сущность. Видеть себя в глазах Адамиса, который её любит и поэтому пристрастен, ей было мало. Иветте нужно было чистое, объективное знание о себе.
— Я бы попробовала твоего вина, сын гор, — мечтательно сказала она.
— Молодец, красавица! Такой смелый женщина! Награда ждёт того, кто сердцем храбр и страх свой одолел.
Иветте стало приятно от похвалы Горца, Адамис же несколько смутился от того, что оказался менее решительным, чем его возлюбленная. Он тут же поспешил взять инициативу в свои руки.
— Хорошо, мы купим у тебя вина. Ты тоже отпускаешь в кредит, как Лавочница?
— Э, нет, какой хитрый, — улыбнулся Горец. — Никакой кредит, только обмен.
— Что такое «обмен»? — полюбопытствовал Адамис.
— Одну историю из жизни расскажи — и целый рог вина ты получи. Такой закон. Ты мне рассказ — я тебе вино. Честный обмен.
— Какую же историю ты хочешь услышать?
— Как ты свой красавиц повстречал, как Иветта впервые увидал.
— Хорошо, я согласен подарить тебе эту историю, если моя подруга не возражает.
Иветта была не против, ей уже не терпелось отведать волшебного напитка, дающего знание. Цена за это знание показалась ей совсем незначительной. Разве они потеряют что-то, если поведают Горцу историю о том, как впервые узрели друг друга? Она молча кивнула в ответ на вопрошающий взгляд Адамиса.
Тот медленно повёл свой рассказ, стараясь максимально точно передать все свои чувства и мысли. Иветта иногда дополняла его своими воспоминаниями. Глаза Горца горели каким-то странным светом, как будто их воспоминания и чувства были для него самого пьянящим и сладким вином.
Наконец рассказ был окончен. Сын гор достал из-за стойки три загнутых, сужающихся книзу сосуда и разлил в них вино из бутыли. Один сосуд он подал Адамису, другой — Иветте, а третий взял сам.
— Выпьем же за знание и за свободу получать это знание! До дна! — провозгласил он и первым осушил свой сосуд. Адамис с Иветтой последовали его примеру.
Это было очень необычное ощущение. Адамис помнил только, что вначале вино обожгло гортань, затем внутри, в области живота, стало очень тепло, и это тепло начало постепенно разливаться по всему телу. Потом неожиданно что-то потянуло его вверх, и не успел он ничего понять, как почувствовал себя парящим на довольно большой высоте и с этой высоты взирающим на землю.
Адамис увидел двух обнажённых людей — мужчину и женщину, лежащих на земле рядом друг с другом. Он понял, что лицезрит себя и Иветту со стороны. Горец со Стойкой куда-то исчезли. Или Адамис просто перестал их замечать?
Тела людей были красивы, но душ он разглядеть не мог, как ни старался. Раньше Адамис, конечно, тоже видел их с Иветтой телесные оболочки, но никогда не акцентировал на них своего внимания, как не обращают внимания на что-то второстепенное, стараясь не упустить главное. Теперь же ощущение было такое, что его восприятие перевернулось, и главными оказались именно тела. На них хотелось смотреть, ими хотелось любоваться, их хотелось изучать. Этот новый взгляд был приятным и захватывающим, раскрывающим новые возможности для самопознания, но при этом почему-то казался Адамису не совсем правильным.
Залюбовавшись обнажённой Иветтой, он почувствовал, как в нём зарождается какое-то новое щемящее и сладостное чувство. Ему вдруг захотелось обладать этим телом полностью, без остатка. Что-то нестерпимо жгло его изнутри, туманя разум и затмевая все другие чувства и желания. Это была любовь, но не такая, какую он знал раньше — спокойная и ровная, — а горячая, жадная, ненасытная. Она была в чём-то сродни голоду. Адамису хотелось поглотить свою возлюбленную, вобрать её в себя, сделать своей частью. Он жаждал получать, а не отдавать. Всем своим существом потянулся он к любимой, желая обнять её и сделать своей навеки, и тут почувствовал, что просыпается…
Он лежал на земле рядом с Иветтой. Горец со своей Стойкой действительно куда-то исчезли. Иветта тяжело дышала, глаза её были открыты. Она смотрела на него, и взгляд её был такой жаркий, что Адамис сразу понял — её томил тот же огонь, что и его самого. Он слегка коснулся её предплечья, и она застонала, как будто он причинил ей нестерпимую боль. Его рука стала подниматься всё выше, лаская узкий локоток, потом маленькое округлое плечико, нежную шейку, исследуя каждый изгиб её тела, малейшую его впадинку или выпуклость. Он был словно слепой, у которого тактильные ощущения полностью заменяют собой зрение.