Свет золотой луны
Шрифт:
— Михаил Самуилович, как я рад, что вы позвонили! Простите, что я сомневался в вашей помощи.
— В нас, Анатолий Сергеевич, никогда не надо сомневаться, мы ценных специалистов в беде не оставим. А теперь слушайте меня и не перебивайте. Переговоры о вашем освобождении оказались трудными и очень затратными. Но теперь, когда у нас срочный крупный заказ в Ираке на установку оборудования для нефтеперерабатывающего завода, нам срочно нужен специалист вашего профиля. Так что считайте, вам повезло. Возвращайтесь быстрее. Я уверен, что своей работой вы покроете расходы фирмы.
— Так я не понял вас, Михаил Самуилович: вы только меня одного вызволяете? А как же ребята?
— Не берите в голову ничего лишнего и радуйтесь, что удалось так дешево отделаться.
— Что же, по-вашему, Коваль с Патриевым лишние? Нет, так дело не пойдет, Михаил Самуилович, если я вам нужен, то выкупайте меня вместе с ребятами.
— Да вы что, ненормальный человек? Вас спасают, а вы вместо благодарности еще и начинаете торговаться. Запомните, Анатолий Сергеевич, хорошенько: незаменимых людей нет. Потому последний раз предлагаю помощь.
— Запомните и вы, Михаил Самуилович, я подлецом еще никогда не был и вас прошу меня в них не записывать.
В трубке раздались гудки. Когда Гаврилов повернулся к чеченцам, те смотрели на него, бешено вращая глазами. До их сознания наконец-то дошло, что денежки за пленника, которые они считали уже своими, уплывают.
— Ты что же это, русская свинья, крадешь у нас двести пятьдесят тысяч долларов и думаешь, что это так тебе даром сойдет? — зашипел чеченец, сощурив злые глаза на Гаврилова. Приведите-ка мне одного из его кунаков, — распорядился он, — я покажу, как с нами шутки шутить.
Через несколько минут приволокли Коваля со связанными руками. В нем теперь трудно было признать того веселого и беспечного балагура-весельчака, каким его знали друзья и сослуживцы.
Всегда желанный на любом дружеском застолье, покоритель женских сердец и острослов, Коваль имел вид настолько жалкий и растерянный, что сердце Гаврилова невольно сжалось от боли за своего товарища.
Коваль щурился от яркого света с непривычки после темной ямы. А когда разглядел Гаврилова, то в глазах его засветилась надежда. В это время к нему подошел сзади чеченец, схватил Коваля рукой за волосы и, запрокинув голову, быстро перерезал огромным ножом его горло.
Все произошло так молниеносно, что Гаврилову это показалось неправдоподобным и он словно оцепенел. Но когда боевик, ловко орудуя ножом, отделил голову от тела и швырнул ее к ногам Гаврилова, тот, дико закричав, бросился на чеченца. Его сбили с ног и начали пинать.
Вскоре Гаврилов потерял сознание. Очнулся он уже в вонючей, обмазанной глиной яме. Рядом сидели Патриев и солдат.
— Здорово тебя, Сергеевич, отделали, а Илюха где? — спросил Патриев.
— Нет больше Илюхи, Миша! Нет! Это звери, а не люди. Ты понимаешь — звери? — На этих словах Гаврилов разрыдался, уронив голову на плечо товарищу.
* * *
К вечеру следующего дня прибыл Хамзат. Гаврилова вытащили из ямы и привели к нему.
Тот, сочувственно посмотрев на Гаврилова, вздохнул:
— Эх, Толик, Толик. На пару дней
— Да, Хамзат, ты правильно все понял, — мрачно ответил Гаврилов.
— Хорошо, будем что-нибудь соображать.
* * *
Гаврилова снова отвели в яму, где его встретил с расспросами Патриев. Солдат уже спал, болезненно вздрагивая во сне.
«Совсем еще безусый мальчишка. Зачем таких сюда присылают?» — подумал с досадой Гаврилов, вспомнив о своем семнадцатилетнем племяннике.
Гаврилов уже было стал дремать, когда услышал какую-то возню наверху. Открыв глаза, он стал прислушиваться, толкнув при этом Михаила. Люк над их головами сдвинулся в сторону, открыв кусочек звездного неба. Затем небо заслонила тень, и раздался приглушенный голос Хамзата:
— Толик, я спускаю лестницу, давай выбирайся со своим другом, только осторожней, не шумите.
Гаврилов растолкал солдата.
— Давай, служивый, без шума, потихоньку наверх.
— Зачем наверх? — не понял солдат спросонья.
— Убегать будем. Понял?
— Понял. А если поймают?
— Ты об этом меньше думай, а исполняй приказ старшего по званию, я, между прочим, сержант запаса.
Твердость в голосе Гаврилова сразу придала солдату решимости.
— Есть, товарищ сержант, — прошептал он повеселевшим голосом и полез наверх.
— Ты что, Толик, совсем охренел, — возмутился Хамзат, — зачем еще этого с собой тащишь?
— Считай, Хамзат, что он мой сын. А сыновей не бросают.
— Может, ты всю Российскую армию усыновишь? — проворчал Хамзат, когда они уже выбрались наверх.
С Хамзатом был один из его боевиков. Все вместе, стараясь не шуметь, двинулись через двор к тропинке, ведущей на верхнюю террасу. Здесь они забрались на плоскую крышу сакли, и Хамзат тихонько свистнул.
Со скалы кто-то спустил им веревочную лестницу, и они стали забираться по ней наверх.
Потом пошли по горным тропинкам все выше и выше.
— За ночь нам надо успеть добраться до моей пещерки, — озабоченно предупредил Хамзат, — там отсидимся, пока нас будут искать.
Шли всю ночь по каким-то узким горным тропинкам, одному Хамзату известным. Изрядно вымотались, но под утро стало легче, так как дорога пошла под уклон.
Вскоре путники подошли к отвесной скале, дальше идти было некуда. Хамзат нырнул в заросли большого куста орешника и вынес оттуда моток веревки. Привязав веревку, Хамзат сказал что-то по-чеченски своим помощникам и стал спускаться вниз. За ним по очереди спустились солдаты, Гаврилов и Патриев. Они оказались на небольшом скалистом выступе. Оставшиеся чеченцы подняли веревку назад. Хамзат осторожно провел беглецов по узкому карнизу в расщелину, образующую небольшую пещерку.