Светлана

Артюхова Нина Михайловна

...Начало праздника — ровно в семь. В столовой уже накрыты столы и цветы расставлены в вазах. В кухне те­тя Настя вынимает огромные противни с пирогами.

В коридоре Тамара Владимировна поправляет кончи­ком туфли ковровую дорожку — ее сдвинули мальчики, когда вносили в столовую стулья.

Аня останавливает на площадке лестницы кастеляншу и (в который раз!) спрашивает ее тревожным шепотом:

— Как бордовое платье?

Кастелянша (в который раз!) успокаивает Аню: платье поспеет вовремя.

Валя уже в бордовом. Она

стоит перед зеркалом, за­стегивает пояс. Светлана заглядывает в спальню и удив­ляется: до чего же Вале идет бордовый цвет!

 — Ты воротник вот так... — Она подбегает к Вале и тоже отражается в зеркале вся.

Светлана — в голубом.

 — Я люблю, когда юбка широкая, — говорит Валя.

Светлана тоже любит широкие юбки. Обе девочки быстро поворачиваются, и платья взду­ваются парашютами.

Какие сегодня у Вали глаза... Вообще новое, наряд­ное платье делает человека тоже немножко новым, в осо­бенности глаза: оно придает им блеск.

Светлане очень хочется еще раз подойти к зеркалу и проверить, повлияло ли новое платье на ее собственные глаза. Но ей неловко разглядывать себя при Вале.

Повернувшись на одной ножке и опять раздув пара­шютом широкий подол, Светлана убегает к малышам посмотреть, как они.

Няня как раз переодевает их и повязывает новые, разных цветов банты: мальчикам — на шею, девочкам — в волосы.

На низеньком столе стопочкой лежат штанишки и платья.

Забавно! Новые платья влияют даже на малышей. Если бы сделать много маленьких окошечек и заставить ребят выглядывать оттуда, чтобы ничего не видно, толь­ко лица... даже не лица, а только одни глаза, — и по бле­ску глаз можно было бы безошибочно определить, кого уже переодела няня, а кто еще в обыкновенном, буднич­ном! Светлана начинает помогать:

 — Иди сюда, Ирочка, иди, именинница!

К сожалению, именинница Ирочка острижена под ма­шинку — одна из всех девочек. Красный бант приходит­ся повязывать ей галстучком на шею, как у мальчиков. Сначала Ирочку тревожит этот бант, повязанный не на месте. Но другие девочки посматривают на Ирочкин бант и спрашивают у Светланы, как лучше. Светлана пы­тается лавировать и разводить дипломатию: Ирочке, мол, так лучше, а вам — так.

Никакие дипломатические ухищрения не помогают. Одна за другой подходят девочки и просят сделать, как у Ирочки — «не в волосы, а вот здесь». Светлана и няня, одев всех, терпеливо перевязывают девочкам банты.

XXVI

Ровно в семь приехали шефы с завода и привезли множество таинственных больших свертков. Студенты пришли даже на десять минут раньше. Вначале они не­множко стеснялись, разговаривали вполголоса, ходили вслед за Натальей Николаевной, осматривали помещение. В кабинете Натальи Николаевны чинно сидели Галя Солнцева и черненькая Муха — делегаты от школы на праздник в детском доме. Они принесли подарки малы­шам от класса: вышитые кармашки

для платков. Кар­машки лежали на столе, пестрея широкими шелковыми лентами, и придавали кабинету какой-то елочно-маскарадный вид.

Подарки шефов были роскошны. В столовой, во вре­мя чая, толстый председатель завкома развязывал та­инственные свертки и одного за другим поздравлял име­нинников.

В особенности понравились Светлане куклы для младших девочек. У кукол было и приданое — пе­стренькие, в мелких цветочках или в полоску «отрезы» материи.

Толстый шеф, сохраняя невозмутимую серьезность, поднимал один за другим полуметровые кусочки ткани и пояснял:

 — «Отрез» на платье... «Отрез» на сарафан. А из этого полотна... — он прикидывал взглядом, — шесть по­лотенец можно будет сшить.

После чая в зале рядами расставили стулья, и на­чался концерт.

Надя была конферансье. Вначале Светлана волнова­лась за нее, да и вообще волновалась за концерт — ведь все-таки не настоящие артисты!

Но держалась Надя так уверенно, так хорошо уме­ла и заинтересовать и рассмешить. Что касается арти­стов, то было, конечно, странно слышать, как Надя называет их, будто школьников, уменьшительными име­нами:

 — А сейчас, ребята, вам споет Вова Ракитин. Это наш институтский Пирогов.

И вдруг появляется чернобровый дядя, в плечах ко­сая сажень, и начинает петь таким низким, густым голо­сом, что кажется — эти звуки не выходят из человече­ского горла, а просто наполняют воздух, отражаются от стен зала и со всех сторон врываются в уши.

Но улыбается обладатель мощного баса такой жизне­радостной, не артистической улыбкой, что сразу стано­вится ясно: не совсем он еще взрослый, а так — нечто промежуточное между школьником и взрослым человеком, и правильно делает Надя, называя его именно Вовой.

Играл баян, были танцы, но больше всего понрави­лись ребятам фокусы.

 — Знаменитый китайский фокусник Алеша Бочкарев! В Китае он, конечно, никогда не жил, но мог бы жить и в Китае, если бы туда поехал, — правда, ребята?

Алеша Бочкарев с неожиданной для него ловкостью подбрасывал разные мелкие предметы, которые исчеза­ли в воздухе, и вдруг вынимал их из ушей девочек, си­девших в первом ряду. Он вырезал большой кусок из се­редины носового платка, потом встряхивал, расправлял, и платок оказывался совершенно целым.

 — А теперь поджарим яичницу, — сказал он в заклю­чение, разбил сырое яйцо, выпустил его в стаканчик для бритья, размешал палочкой, потребовал кепку: — Я мо­гу и в стакане поджарить, но лучше в кепке.

Витя Чижов сбегал в переднюю и принес свою кепку. Алеша перелил сырое яйцо из стакана в кепку, раз­мешал...

 — Ну, вот и готово! — и нахлобучил кепку на голову ее владельцу.

Тот присел, втянув голову в плечи. Ребята застонали от восторга, но кепка оказалась сухая и чистая, Витина голова тоже, а яйцо исчезло неизвестно куда.