Светлана
Шрифт:
— А вы разве не можете оставить гнезда? — тихо спросила вожатая из окна.
И видно было, что она не только жалеет ребят, которые расстраиваются, но и ласточкам тоже очень сочувствует.
— Как же я могу оставить? — пожал плечами маляр. — Кто же примет такую работу? Надо стену белить — и вдруг как раз по фасаду эдакие скульптурные украшения из грязи!
Оля сказала:
— Светланин лейтенант говорил, что ласточки в Москве — большая редкость!
— Ваши лейтенанты мне не указ, у меня свое начальство есть. Оно с меня и спрашивать будет! — проворчал маляр, опять начиная
— Елена Михайловна, мы пойдем Наталью Николаевну спросим, — сказала Светлана.
— Пойдите спросите, ребята. Только не всей толпой. Пускай Светлана пойдет, Юра и Алла.
— А вы, Елена Михайловна, последите, пожалуйста, чтобы он тут ничего пока не сломал без нас!
— Ладно, ничего пока не сломаю, я пока покурю.
Маляр присел на деревянную ступеньку.
— Наталья Николаевна — это что же, директор ваш?
— Да, директор.
— Главное, значит, ваше начальство, как бы вроде ваш генерал? Ладно, посмотрим, какое решение примет ваш генерал. Только не вижу, какое тут может быть иное решение, кроме как сломать. Если делать ремонт, так уж делать, или уж вовсе от ремонта отказаться... Потому что если уж делать ремонт...
Светлана с сияющим лицом выбежала из дома.
— По-бе-лить! — крикнула она еще с порога.
За ней бежали Юра и Алла, тоже очень довольные.
— Ну вот, — с удовлетворением сказал маляр, торопливо затягиваясь напоследок и беря в руки свою палку, — я же говорил, что иного решения быть не может: если уж белить стену, так белить... Отойдите ребята, куда-нибудь в сторону, согласно приказу вашего генерала.
— Гнезда, гнезда побелить! Так Наталья Николаевна велела! Не стену, а ласточкины гнезда! Не ломать, а побелить! То есть, конечно, и стену тоже! Побелить их вместе со стеной... то есть, если вы сумеете их осторожно...
— Что-о? — обиженно протянул маляр. — Чтобы я, маляр с двадцатилетним стажем, эту вашу ерунду не сумел как следует побелить?!
— Вы не обижайтесь, товарищ маляр, вы сумеете! — ликовала Светлана. — А с вашим начальством, которое у вас будет принимать работу, Наталья Николаевна сама договорится!
Ласточкины гнезда были побелены на другой же день, ко всеобщему удовольствию, и, как заметила Алла, «очень удачно вошли в архитектурный ансамбль».
В эти жаркие июньские дни 1945 года на улицах Москвы было очень много военных. И вид у них был не деловой, а праздничный. Новенькое, с иголочки, обмундирование, необмятые края фуражек, зеркальная поверхность сапог, без единой пылинки. Казалось неправдоподобным, что эти люди — недавние участники последних, жестоких боев. Но количество орденов и особый «фронтовой» загар говорили о славном боевом пути.
Человек сведущий мог даже проследить этот путь по пестрым ленточкам медалей, отметивших взятые города и города, не отданные врагу.
Офицеры и солдаты неторопливо ходили по улицам: иногда под руку со счастливой спутницей, редко в одиночку, обычно группами в несколько человек. Они скапливались на бульварах, во дворе Консерватории, у дверей театров... Москва любовалась ими, а они любовались Москвой.
—
— Аня-Валя, дважды Герой! Тамара Владимировна, вон, там, там, около скамейки, — видите?
Девочки шли по бульвару с огромными букетами в руках. Настроение у них было вдвойне праздничное: двадцать четвертого, в воскресенье, — парад Победы, а сегодня в детском доме — коллективный день рождения. Тамара Владимировна поехала за цветами, девочки сопровождали ее, чтобы помочь донести. Присели отдохнуть на скамейку.
Мимо них, растянувшись цепью во всю ширину бульвара, прошла группа молодежи — девушки и несколько молодых людей, но девушек больше. Они пели и в такт стучали по своим портфелям, как будто били в бубны. Если навстречу им шли военные, цепь разрывалась, и девичьи голоса восторженно выкрикивали хором:
— Да здравствует Красная Армия!
Или:
— Привет героям!
— Студенты идут, — сказала Тамара Владимировна. — Здесь какой-то институт недалеко, должно быть прямо с экзамена.
— Веселые какие! — сказала Аня. — Я думала, студенты серьезные... Светлана, смотри, какой длинный! Прямо даже удивительно, выше всех!
Еще человек десять или двенадцать шагали цепью и пели, но не били в портфели, как в бубны, а шли, взявшись за руки, и каждые две руки держали один портфель.
Кто-то сказал:
— Красивая девушка!
Они все были веселые и хорошенькие, но красивая была только одна.
Светлана сразу узнала ее. Надя и Алеша шли в середине поющей цепи и, взявшись за руки, размахивали портфелем — так и неизвестно, чей был портфель: его или Надин. И Алеша и Надя были совсем другие, чем тогда, зимой (ведь тогда Светлане тоже казалось, что студенты серьезные!). Они пели хвастливую песню про свой лучший в мире институт, а поравнявшись со скамейкой, на которой сидели военные, остановились и прокричали вместе со всеми:
— Привет героям!
Они бы не заметили Светлану, если бы не цветы. Они увидели сначала букеты, потом девочек. Алеша что-то сказал Наде, цепь разорвалась. Алеша подошел первый, протягивая Светлане длинную руку, и все воскликнули хором:
— Привет пионерам!
Надя спросила, по какому случаю столько цветов. Ей стали рассказывать про день рождения. Сегодня в детском доме шесть новорожденных — они все родились в этом месяце.
Надины подруги заинтересовались, подсели на скамейку, остальные, кто не поместился, стояли кругом.
— Может быть, вам интересно посмотреть на наш праздник? — сказала Тамара Владимировна. — Приходите в гости, милости просим.
Светлана засомневалась, будет ли им интересно. Собирались устроить концерт, но не вышло: артисты все нарасхват в эти дни, а заранее не сговорились — думали, что праздновать будут уже в лагере, но отъезд задержался.
Надя вдруг встала, обернулась к подругам и похлопала в ладоши, требуя внимания:
— Девочки! У меня идея! Заниматься после экзамена, конечно, никто не будет. Предлагаю пойти в детский дом, только не гостями, а замартистами и устроить для ребят концерт художественной самодеятельности. Помните, как у нас на Первое мая здорово получилось?