Светлана

Артюхова Нина Михайловна

Костя, улыбаясь, вышел в коридор. На всякий случай зажег папиросу — будто покурить собрался на крыльце. Очень хотелось услышать за дверью пионерской комнаты Светланин начальнический голос, распекающий наруши­теля дисциплины.

И что же?.. Ни звука! Пять минут — по часам — продолжается разнос, и хоть бы один разок голос повы­сила!

Наконец около самой двери прорвалось, уже со сле­зой, мальчишеским фальцетом:

 — Светлана Александровна! Честное пионерское даю!..

Костя скрылся в комнате старшего вожатого. В

кори­доре спокойный голос Светланы:

 — Хорошо, Володя, я твоему слову верю. Иди теперь умойся, приведи себя в порядок. Сейчас будет горн.

Относительно умывания — разумный совет: Володя Смирнов прошел мимо Костиной двери красный, распа­ренный, вытирая обеими ладонями слезы со щек и подбо­родка.

Почти тотчас же после ухода Володи прозвучал горн — к обеду.

ХLVI

После обеда на скамейку рядом с Костей подсел на­чальник лагеря:

 — Ведь вы до вечера остаетесь? Знаете, мы хотели вас просить... Теперь у нас будет тихий час, потом полд­ник, а потом мы соберем ребят — старших, конечно, и вы с ними немножко побеседуете. Хорошо?

 — О чем?! — испуганно спросил Костя.

 — Ну, как же, вы фронтовик, поделитесь своими вос­поминаниями... Ребятам будет очень интересно. Так по­жалуйста. Часов в шесть. Вы до этого и погулять и отдох­нуть успеете.

Дежурные, убрав посуду, стали разносить конфеты, выдавая каждому по одной. Оставшиеся в коробках были пересчитаны. Потребовался нож — звеньевая стала резать конфеты на мелкие доли.

 Костя тоже получил свою порцию — целую конфету, полконфеты и четверть конфеты. Светлана сидела за стог лом напротив, перед ней тоже лежала маленькая шоколадная пирамидка.

 — Это ты устроила? — грозно спросил ее Костя, ше­потом, чтобы не услышали девочки, вытиравшие клеенку через несколько столов от них.

Остальные ребята уже разошлись по спальням, на­ступал тихий час.

 — Нет, не я, — ответила Светлана. — Ведь это ваши конфеты.

 — Я не про конфеты! Я про беседу с, фронтови­ком.

 — Ах, беседа? Ну что ж такого! Побеседуете. Маль­чики интересуются. Они сами просили старшего вожато­го и начальника лагеря.

 — На моей гибели карьеру себе хочешь сделать?

 — А вы не портите мне карьеру!

Костя гневно положил в рот целую конфету, потом половину, потом четвертушку.

 — Честное слово, Светлана, я совершенно не знаю, о чем я с ними буду разговаривать!

Светлана начала с верхней части шоколадной пира­мидки.

Съев маленькие кусочки, она потихоньку откусывала от целой конфеты.

 — А вы не бойтесь. Я вам помогу.

В лагере постепенно наступала тишина. В одноэтаж­ном корпусе — там, должно быть, самые маленькие — осторожно прикрылась стеклянная дверь.

Дежурные девочки пробежали взад и вперед из кухни под навес столовой, убирая кружки из-под ком­пота.

 — Костя, хотите погулять? —

сказала Светлана. — У нас лес очень красивый, Или, может быть, вам лучше тоже отдохнуть?

 — Что ты, что ты! Я не устал нисколько! Лучше пой­дем погуляем. А тебе можно уйти?

 — Да. Сегодня ребят укладывает наш педагог, у ме­ня два часа свободных.

 — Светлана Александровна, вашу кружку можно взять?

 — Да, да, пожалуйста.

Девочки расставили табуретки по местам, сняли фартуки и убежали в свой корпус.

Светлана и Костя вышли за ворота лагеря.

 — Вот сюда пойдемте, это моя любимая дорога. Красивый лес, правда? Такой мшистый, таинственный...

 — Очень красивый.

Костя вдруг расхохотался.

 — Костя, вы что?

 — «Светлана Александровна»! Ой, не могу! — Он сел на пень, обмахиваясь фуражкой. — Светланка! Столько времени терпел!.. Нет, не могу! — Он продолжал хохо­тать. — Послушай, «Светлана Александровна», из тебя выйдет чудесный педагог, но скажи, как тебя, такую ма­лышку, вожатой сделали?

Светлана молча сошла с дороги. Цветов здесь никаких не было. Она срывала одинокие тощие травинки и якобы делала из них букет. Букет не получился, просто несколько маленьких колосков, вроде кукольного веника.

Обиделась?..

Костя подошел к ней:

 — Нет, Светлана, кроме шуток, — скажи, каким об­разом тебе удалось так быстро сделать карьеру?

Он заглянул ей в лицо. Оно было такое огорченное, что Костя сразу перестал смеяться.

 — Светик, ты что? Обиделась на меня?

«Светик мой» — так назвал ее Алеша Бочкарев тогда, в поезде. Как ласково он сказал, с каким участием! Але­ша теперь далеко. Окончил институт и уехал на работу еще в прошлом году. Кончал институт вместе с Надей, а уехали потом совсем в разные стороны.

Вот Алеша по-настоящему добрый, а Косте лишь бы только посмеяться... А еще показалось утром, что он не­веселый... Был, был невеселый! И все хотелось спро­сить... Это он уже потом, здесь, в лагере, развесе­лился.

 — Светланка, не буду больше! — Костя взял ее за руки. — Честное пионерское даю! Светлана Александ­ровна!

 — Перестаньте! — строго сказала Светлана. — Сюда идут!

Нет, никто не шел — просто показалось. Светлана вы­свободила руки.

И вдруг она перестала обижаться. Было даже прият­но думать, что Костя развеселился именно здесь.

Приехал серьезный и явно чем-то озабоченный... Да­же какая-то складочка около губ — вроде будущей мор­щинки.

 — Ладно, смейтесь, — сказала она. — Я сама до сих пор привыкнуть не могу к этой Александровне!

Они пошли просто так, без дороги, и серо-зеленый мох мягко пружинил под ногами.

 — Чем этот мальчуган провинился, которому ты го­лову намыливала? — спросил Костя.

 — Костя, он ругается. И не так, как другие ребята иногда: дураком или еще как-нибудь... Он нехорошими словами!