Светлая полоска Тьмы
Шрифт:
— Твоего отца можно понять, — мои щеки снова залил румянец.
Везет же некоторым бабам уродиться с такой внешностью, да еще и политическим складом ума, не говоря уже о таланте художницы. Была б мужиком — влюбилась бы с первого взгляда. Я и так почти ослепла от несравненной красоты ее сына.
— Рем был эстетом, любил окружать себя красивыми вещами и людьми. Даже последняя рабыня в его доме была красавицей. Их привозили со вех уголков империи. Но в наложницы он брал исключительно знатных женщин. Власть и политика были для него превыше всего. Мать моего старшего брата Тита была дочерью царя сабинян. Мать Секста происходила из рода Юлиев. Мать Лонгвея приходилась сестрой Лю-Хуну, в посмертии Лин-ди, императору Восточной династии Хань.
— Ты говорил, у тебя только один брат.
— Было шестеро, остался один, Лонг. Троих старших я вообще не знал, поскольку родился уже после их смерти. Тит погиб во времена моей юности. Секст позже.
— Соболезную.
— Не стоит, я никогда о них не скорбел.
— Почему?
— Тита я едва знал, видел всего пару раз. Он покинул Рим еще до моего рождения. С Секстом мы никогда не ладили. Он ненавидел меня, возможно, из зависти.
— А Лонг?
— Лонг уважал как дракона. На родине его матери их почитали, несмотря на то, что даркосы учинили там во времена последней войны кланов.
— Ты Дракон!? Как твой бог?
— Нет, — он покачал головой. — Драконы — еще и наша максимальная боевая трансформация. Как правило, мы обретаем ее после первого тысячелетия, но есть и исключения. Я стал драконом в 510 лет.
— Почему?
— Часто дрался на дуэлях. Побеждал, забирая Силу соперников. Однажды прикончил Ярилу, тысячелетнего даркоса, который уже стоял на пороге ипостаси дракона. Через пару лет я и сам обрел драконьи крылья.
— "Убить дракона — стать им", — процитировала я китайское изречение.
— Так и есть. Только редко кто из даркосов отважится бросить вызов дракону — верный способ самоубийства.
— Но ты же бросил.
— Молод был и глуп. Да и причины были, как мне тогда казалось, веские: Ярила кое-что у меня отнял, пришлось забрать. Когда я стал драконом, думал, Рем отпустит меня, даст завоевать свою территорию. Но отец снова отказал, как тогда, когда признал меня совершеннолетним. Сказал: "Рим большой — места хватит".
— Во сколько же у вас наступает совершеннолетие?
— По разному. Мое — в сто пятьдесят.
— Ого! Вы так долго растете?
— Мы растем как обычные люди. В 25–30 проходим через первую смену облика. Затем накапливаем Силу. Когда же сможем выстоять в поединке с отцом минуту, нас признают совершеннолетними.
— Всего минуту!?
— Мы способны двигаться очень быстро. Минута нашего поединка это много, обычно они длятся несколько секунд.
— Сложно представить.
— Я покажу. Смотри внимательно, меня не будет ровно секунду.
Я успела сделать один вздох — его силуэт размылся, и вот он уже протягивает мне цветок гибискуса, который мог сорвать только в зимнем саду. Я взяла цветок. Он был самым настоящим, а не какой-то иллюзией.
— Здорово! Я даже не заметила, что ты куда-то бегал.
— Это называется быстрым перемещением.
— Я бы сказала, супер-быстрым. Кстати, почему ты принял волю отца, почему не ушел или не сбежал, раз такой быстрый?
— Пришлось. Отцы обладают над нами особой ментальной властью — всегда могут затянуть поводок на шее сыновей. Полную свободу мы обретаем лишь после их смерти.
— И часто он затягивал поводок? — мне стало жаль его, тирана-родителя и врагу не пожелаешь.
— Да нет. Просто не отпускал. Я бунтовал: пускался во все тяжкие, дрался с противниками старше себя, плел заговоры, в общем, ходил по грани.
— А он?
— Иногда наказывал, иногда посмеивался. Рем был сложной личностью: властен, коварен, непредсказуем, и в тоже время щедр, любвеобилен. Он был лучшим стратегом и тактиком, которых я знал, смог объединить даркосов, что крайне сложно. Я гордился им и ненавидел. Люди же его обожали, их влекла эманация власти, исходившая от него, и щедрость. Он всегда разбрасывал милостыню, поднимаясь на Капитолийский холм к храму Юпитера. Сенаторы ловили каждое его слово. Императоры трепетали при одном упоминании его имени. Рабы молились, ибо он был к ним добр. Женщины мечтали оказаться на его ложе, от простолюдинок до патрицианок. Его любовницы всегда получали щедрые дары: дома, золото, мужей-патрициев.
— Ну еще бы! — я хмыкнула. Могущественен, богат и щедр. Какая тут устоит?
Алка однозначно пришла бы в восторг от Рема. Странно, что она выпустила из поля зрения его сына. Состоятельный красавец, холостяк. Ощущение, что подруга солгала, усилилось. Ой, неслучайно она назвала Тарквинова Драконом, ей точно что-то известно. Но откуда?
Отложив свои подозрения по поводу подруги в долгий ящик, я вернулась к теме мужских предпочтений Квинта:
— Ты тоже выбираешь аристократок?
— Все мои наложницы были видящими, а любовницы обычными людьми.
— Были?
— В последний раз я делил ложе со смертной больше полувека назад.
Вот оно что. Теперь понятно, почему моя меркантильная подружка о нем умолчала. Он выпадал из ее охотничьего ареала. Возможно, она к нему даже подкатывала, да получила от ворот поворот. Плетнева о своих промахах не распространялась, никогда, будто их и не было вовсе.
— А кто эти видящие?
— Потомки твоих сестер. Женщины, наделенные магией Света.
— У меня есть сестры!? — я вцепилась в его рукав. Все матримониальные планы вылетели у меня из головы.
— Они давно мертвы. Твой отец породил их в свой первый визит в наш мир, три с лишним тысячи лет назад. Тогда он провел здесь два десятка лет. За этот срок дал жизнь двенадцати дочерям. Впоследствии они основали Древо видящих, организацию, которая существует и по сей день.
— Значит, у меня есть родственницы по отцу.
— Есть, только дальние. Самые старшие из них отстают от тебя на пять поколений.
— Ну, они хотя бы настоящие, не то что мадам Бежова.
— Почему же, советница Мирослава как раз из шестого поколения Древа.