Светлейший. Отпуск не по плану
Шрифт:
Ага, как же. Так Салтыков и признался, что отправил своих людей. Ясное дело, их мгновенно вычеркнули из всех списков штатных сотрудников, когда операция провалилась. И затерли где надо. Я и не сомневался.
Но теперь Салтыковы точно возьмут нас на прицел. Я уже перешел дорогу Юрьевским, если это действительно были они, и не помер по их желанию. А теперь устроил эпичный облом связанному с ними Дому Салтыковых и собирался увести у них из-под носа ценный кладезь информации.
Так что вниманием этого Дома я буду, мягко говоря, обласкан.
И еще один вопрос, что волновал меня не меньше — это на кой-черт им понадобились Искажения? Неужели решили взять диковинку себе на вооружение? Если так, облом я им устрою по полной программе.
— Прошу, господа, — я пригласил их в квартиру. — Вас ждут.
Проводив адвокатов, я заметил приоткрытую дверь у соседей. На меня глядела старушка в слишком теплом даже для петербургского лета халате.
— Подсматривать нехорошо, — улыбнулся я.
— Это мой гражданский долг, юноша! Что натворила эта профурсетка? Говорила я Святу, нечего ей на журналистику поступать. Мало было, что родителей погубили, так и она туда же полезла…
— А что с родителями?
— Что-что… Одно расследование, четыре пули и два места на кладбище, вот что! Нечего было в купеческие схемы лезть!
Она захлопнула дверь перед моим носом. А семейка-то у Костенко, судя по всему, любила приключения и риск… Только, в отличие от меня, дара для самозащиты у них не было.
Я вернулся в квартиру, где было уже просто не протолкнуться. Черкасов опрашивал Оксану, другой опер — Святослава Николаевича. Третий работал с Аграфеной, а четвертый делал опись поврежденного имущества.
Хинштейн мгновенно включился в работу и помогал Оксане давать показания. Да и Радулов даром времени не терял — беседовал с обезвреженной троицей. И, судя по их лицам, ничего хорошего им появления адвоката не сулило.
Судя по всему, бойцов будут сливать. И хорошо, если они доживут до суда. Насколько я знал, Салтыковы ностальгией по бывшим сотрудникам не отличались.
— Все в порядке? — спросил я, войдя на кухню.
Хинштейн кивнул.
— Да, сейчас составляем первичный протокол, а затем я сопровожу господ Костенко в Отделение для детальной беседы. Вам не о чем беспокоиться, ваша светлость. Однако и вам с Аграфенушкой придется поехать… Вы же свидетели и самые непосредственные участники процесса.
— Разумеется.
Пришел лекарь. Оксана уже освободилась и проводила его к деду. Состояние Святослава Николаевича улучшалось прямо на глазах — сработало мое лечение. Качественно вырвал эту дрянь. Так что лекарю оставалось только провести несколько простейших манипуляций с эфиром и отправиться восвояси восстанавливаться.
Мне подумалось, что старшего Костенко можно было отправить к нам в Выборг. Воздух свежий, прогулки на природе, кормят хорошо. Быстро восполнит силы и уже через месяц будет готов к новой экспедиции. Но это если согласится расстаться с Оксаной. А вот внучка его была мне нужна здесь, в Петербурге.
— Здесь мы закончили, — сказал Черкасов, собрав все описи, протоколы и прочие документы. — Дальнейшее разбирательство будет проходить в стенах Четвертого отделения.
Аграфена обреченно взглянула на часы. Все планы помощницы пошли коту под хвост — зная державную бюрократию, мы окажемся дома в лучшем случае к ужину.
Я подал плечами.
— Что поделать. Лучше уладить все сегодня, чем нас потом вызовут в самый неудобный момент.
— Тоже верно, — отозвалась помощница. — Ладно, поехали потихоньку.
Сначала люди Черкасова вывели задержанных салтыковцев. Их рассадили по двум автомобилям. Костенко отправились в центр на машине Хинштейна — адвокат приехал на роскошной белой «Омеге», на которую тут же положила глаз местная шпана, но сделать ничего не успела.
Радулов тоже поехал, но отдельно, хотя мог присоединиться к задержанным. Для меня это был знак — Салтыковы открещивались от поддержки.
Последними на улицу вышли мы с Аграфеной и Черкасовым.
— Что ж, дело запутанное, — сказал экспедитор. — Прибавили вы мне работы, Алексей Иоаннович.
— Спасибо, что так быстро отреагировали.
Аграфена направилась к нашему автомобилю, но Черкасов жестом попросил меня задержаться.
— Алексей Иоаннович, — тихо сказал он, — протокол — это протокол. Я записал то, что вы сказали о причине своего визита на этот адрес. Но давайте начистоту. Неужели вы думаете, что я поверю в эту сказку?
Глава 21
— Прошу прощения, Евгений Андреевич? Боюсь, я не понимаю, что вы имеете в виду.
Экспедитор оглянулся по сторонам и понизил голос.
— Я понимаю. Вы защищаете ее, она защищает вас. Но я не смогу вам помочь, если не буду понимать, с чем на самом деле имею дело. Поэтому прошу вас, Алексей Иоаннович, если вы что-то знаете…
А он ничего, этот Черкасов. Раскусил нашу с Оксаной сказочку. Но только кретин на его месте подумает, что я просто так возьму и расскажу правду. Хотел бы — выложил бы все, как есть, с самого начала. Но попытка засчитана.
Поэтому я лишь вежливо улыбнулся.
— Евгений Андреевич, думаю, вы не с того начали, — сказал я, проводив взглядом уезжающий автомобиль с задержанными. — Думаю, многое встанет на свои места, когда вы выясните, почему за Костенко охотились люди Салтыковых.
Черкасов хмыкнул.
— И вы, значит, не совсем хотите мне в этом помочь?
— Я и сам не знаю, что происходит, если честно. Но я и не экспедитор «Четверки», а случайно заглянувший на огонек спаситель. Я понятия не имел, что происходило в той квартире. И действительно приехал, чтобы поговорить с Оксаной. И все. Мне просто повезло оказаться в нужное время в нужном месте. Но если я выясню что-нибудь важное, обязательно вам сообщу.