Светлым по Темной

Чайкова Ксения

Стоило мне устроиться на мягких подушках (Шерринар приземлился рядом), как из боковой двери вышел светлый Мастер, сел во главе стола и, окинув меня подчеркнуто подозрительным взглядом, для начала толкнул длинную и занудную речь о великой миссии нести свет науки и знаний в неразумные детские головы. Подозреваю, предназначался весь этот пустопорожний бред именно для меня, но я никак на него не среагировала, попросту пропустив мимо ушей. Светлый Мастер в совершенстве владел искусством говорить много, долго и цветисто, не сказав в результате ничего дельного. Я тоже так могла, между прочим. Во время учебы в Темной Школе я славилась умением долго, пространно

и заумно отвечать на вопрос преподавателя, не имея ни малейшего понятия о предмете. Дополнительных вопросов мне предпочитали не задавать, наверное, из опасения, что я забреду в такие дебри красноречия и научных терминов, из которых потом не выпутаться.

Задумавшись, я даже не сразу сообразила, отчего это Шерринар с натянутой улыбкой раз за разом под прикрытием столешницы наступает мне на ногу. Потом, когда в учительской стало тяжело дышать от негодующих взглядов всего преподавательского состава в мою сторону, я поняла, что следующим номером программы должно стать мое сольное выступление и, придерживая подол у колен, отважно встала. Искусники прянули в стороны и судорожно вжались в спинки кресел.

А Мастер, оценивающе поглядывая на меня, вежливо спросил, правда ли, что темные искусницы, окончившие факультет управления внутренними резервами, способны превратиться в каких-то необычных (он так и сказал — необычных) созданий. Я спокойно подтвердила, что да, правда — способны. Тут уж народ заволновался так, что кресла едва не перевернулись.

— А нельзя ли попросить многоуважаемую искусницу Дивейно продемонстрировать нам то, что называется боевой ипостасью или боевым метаморфозом? — приторно сладким голоском пропел Мастер, торжествующе поглядывая на смущенную и растерянную аудиторию. Я хотела было возразить, потом пожала плечами — почему бы и нет, в конце концов, покупатель имеет право видеть, за что заплатил немалые деньги, — и ногой отодвинула кресло в сторону, дабы обрести большую свободу движений. Потом с поганой улыбкой (Шерринар, уже зная, что сейчас произойдет, поступил умно и опустил голову, зато остальные вылупились так, будто ожидали явления богов) расстегнула крючки на платье сзади и смело оголила спину, решив продемонстрировать окружающим все и сразу. Впрочем, судя по их взглядам, они подумали что-то не то и возмущенно раскрыли рты.

Но мне было уже не до косых взглядов — скулы привычно выломала болезненная судорога, я прогнулась назад и запрокинула голову, чувствуя, как медленно плавятся человеческие черты лица, перетекая в покрытую чешуей клыкастую маску боевой ипостаси. Перед глазами заколыхалась знакомая муть, сгущаясь после каждого приступа боли, мое тело задергалось то в одну, то в другую сторону. Лопатки словно обожгло раскаленными клещами — я знала, что это отрастают крылья, и посочувствовала беднягам преподавателям, чьим взорам открылись содранная кожа и виднеющиеся под ней мышцы.

Когда боль схлынула, я наклонила голову, обвела бледно-зеленые лица присутствующих нарочито мрачным взглядом почерневших глаз, а потом улыбнулась так, что две наиболее слабонервные искусницы упали в обморок. А я что — я ничего… За что боролись, на то и напоролись, уважаемые!

Секунду подумав, я озвучила последний тезис вслух и поулыбалась еще, после чего в обморок грохнулись еще три женщины и один мужчина. Тут уж я обиделась. Ну, в самом деле, не такая уж я страшная, чтобы при виде моих искренних дружеских проявлений тут же впадать в беспамятство и медленно сползать на пол! А даже если и страшная — неужели непонятно, что просто неприлично намекать девушке на недостатки ее внешности?!

— Да-а-а… — потрясенно высказался Мастер, рассматривая то, во что превратилась такая симпатичная и милая темная искусница, наряженная в модное платье и вуаль, небрежно отброшенную с лица, дабы дать возможность полюбоваться на очаровательное личико всем и каждому.

— Да-а-а… — в его же тоне протянула я, загадочно щуря глаза с белыми щелками зрачков, проводя раздвоенным зыком по клыкам и с шелестом разворачивая крылья. Ряды обморочных тут же пополнились. Короче, педагогический совет пришлось спешно прервать, дабы привести в чувство всех слабонервных, напуганных моими улыбками. Меня до реанимационных мероприятий не допустили, наоборот — как бы ненароком вытолкали коридор и захлопнули двери, мягко давая понять, что мое участие в сем деликатном процессе нежелательно. Ну и подумаешь! Не больно-то хотелось!

Идти доводить до ранних инфарктов школяров я постеснялась (вернее, просто побоялась, что они решат опробовать на непонятном создании парочку светлых заклинаний и ненароком угробят свою будущую преподавательницу) и забилась в какой-то угол, дабы без помех принять нормальный человеческий вид. Там-то меня и обнаружила Инната, для которой, похоже, укромных и уединенных мест просто не существовало — светлая девчонка с настойчивостью, достойной лучшего применения, лезла во все дыры и щели, разнюхивая, высматривая, а потом оповещая об увиденном окружающих. При виде моего искаженного трансформацией лица она испуганно взвизгнула, но быстро сообразила, что происходит, и в панике убегать не стала (на что я, честно говоря, втайне надеялась), а наоборот, засуетилась рядом, даже делая попытки помочь: придерживая мне голову и с интересом следя за тем, как рассасывается чешуя и медленно втягиваются под кожу в очередной раз не использованные по назначению крылья.

— Давай помогу! — Когда метаморфоз закончился, Инната, не дожидаясь согласия, присела рядом, уверенно взялась за крючки на спине платья и в мгновение ока привела меня в божеский вид. — Ну, как тебе наша Школа?

— Неплохо, — покривила душой я. — Жить можно.

— Это еще что! Вот посмотришь, какое веселье у нас тут во время учебного года творится! — продолжала возбужденно щебетать девушка, помогая мне подняться и вытаскивая из угла.

— Не сомневаюсь — увижу и даже поучаствую, — хищно улыбнулась я. — Да и сейчас уже ваши преподаватели не скучают.

— Ты… ты им показала, да? — поняв, всплеснула рукам Инната.

Я, сделав похоронное лицо и потупив взор, торжественно кивнула. Девчонка сжала губы курьей гузкой и неодобрительно покачала головой, словно осуждая подобное поведение, но потом все-таки проиграла своему любопытству жадно поинтересовалась:

— Ну и как?

— А никак, — пожала я плечами. — Кто не помер на месте — того сейчас приводят в чувство. А остальным — светлая память и земля пухом!

— Ка-а… ка-ак-к?.. — жабой заквакала моя легковерная собеседница, закатывая глаза. — Ты их… того?

— Того, — торжественно подтвердила я. — Напугала до обморока, хотя, видят боги, ничего особенного не делала — просто была собой.

— Ой… А кто помер-то? Уж не искусница ли Мелана? — с фальшивой грустью поинтересовалась Инната. — Я ей еще в прошлом учебном году реферат по растениям семейства крестоцветных и их использованию в лечебных целях сдать должна была. А она такая — ничего не забывает, небось до сих пор ждет, когда я реферат этот ей принесу, в сентябре обязательно напомнит мне об этих несчастных крестоцветных…