Светлый эльф в царстве дроу. Спасти от навязанной жены
Шрифт:
По законам Гремвола, прежде чем отправиться на прогулку с Лейной, он был обязан получить разрешение Визарры. По законам совести вообще не должен был никуда идти, пока жена болеет. А уж купаться в озере наедине с красивой эльфийкой… Ситуация слишком провокационная. Еще не измена, но хождение по краю.
«Надо уйти, — снова мысленно сказал себе Элендил, но вместо этого, как зачарованный, ступил в воду. — Но мы же ничего предосудительного не делаем, — тут же попытался он себя оправдать. — Просто искупаемся. Что в этом такого?»
И плавать они будут не голые, а в одежде. Общение с другой женщиной не
Вода колыхалась у его бедер, поднималась выше и выше. С каждым шагом Элендил чувствовал, как все больше намокает его одежда, как она тяжелеет и липнет к телу. Мелкие камешки на дне острыми гранями впивались в босые ступни. Он шел, не сводя глаз с лежащей на воде Лейны, с ее раскинутых рук, с обнаженных ног, блестящих от влаги, с ее округлой груди, обтянутой мокрой тканью, с ее твердых сосков, которые эту ткань приподнимали.
Когда соски женщины твердеют это значит, что она возбуждена?
Лейна возбуждена?
Почему он об этом думает?
Об этом нельзя думать.
Не думай об этом. И не смотри.
Но не смотреть, не пялиться было выше его сил, потому что, качаясь на воде, Лейна закрыла глаза и никто не мог поймать Элендила на неприличном подглядывании.
Он вдруг подумал, что никогда не видел девы прекраснее младшей принцессы Гремвола. Что цвет ее кожи, когда-то казавшийся ему некрасивым, на самом деле очень необычен и делает внешность Лейны особенной. Он слышал, что люди в городах называют эту своеобразную прелесть изюминкой, но так и не понял, причем тут сушеный виноград.
Красивыми были и глаза Лейны. Раньше из-за яркой желтой радужки Элендил в мыслях называл их звериными, но теперь видел: их цвет — цвет благородного золота, янтаря на солнце.
А волосы… Это не оттенок паутины и пепла, как он считал прежде. Они словно серебристый туман над холмами, словно мерцание луны в темноте — так и хочется пропустить сквозь пальцы, ощутить их гладкость и мягкость.
Оттолкнувшись от каменистого дна, царапающего ступни, Элендил принялся загребать руками воду — поплыл, чувствуя, как вода плещется под горлом, как намокают волосы, заплетенные в косу. Он почти достиг своей цели, когда случилось это — громкий всплеск, нежные женские пальцы на его плечах, а напротив, близко-близко, — глаза, те самые, которые цвета благородного золота. И чужое дыхание на губах.
Совместное купание больше не казалось чем-то невинным, угроза измены нависла над ними темной набрякшей тучей. Отчетливая. Явная. Они словно остановились у черты, готовые в любую секунду эту черту переступить и сорваться в головокружительное падение в пропасть. В пучину порока. Во мрак предательства.
Вот-вот Лейна готова была предать сестру, а он — супругу.
В полном молчании, в гулкой тишине, где каждый шорох, малейший звук отдавался эхом, они смотрели друг на друга, разделенные лишь несколькими сантиметрами воды, и сердце каждого из них грохотало как набатный колокол. Пальцы Лейны, тонкие, длинные, переместились с его плеч на талию и там, под водой, подцепили подол туники.
— Что ты делаешь? — прохрипел Элендил,
Этот вопрос Ее Высочество оставила без внимания. В ответ она лишь потянула ткань его туники выше, оголяя грудь Элендила и поджавшийся от прикосновений мускулистый живот. А потом ее пальцы, ее коварные дерзкие пальцы принялись чертить невидимые узоры на его теле, обводить кубики мышц, изгибы боков, ямку пупка, солнечное сплетение.
Элендил знал, что должен остановить Лейну, но горло пересохло до такой степени, что не получалось выдавить из себя ни слова. А может, это был самообман и он просто искал оправдание своей слабости.
Но духи, как же ему было хорошо! Так хорошо, что он не смел шевелиться, только лениво перебирал под водой ногами, поддерживая себя на плаву.
Измена.
Измена!
Чужая женщина трогала его под одеждой, касалась живота и груди в откровенной, недвусмысленной ласке, скользила пальцами по поясу штанов, вынуждая замирать и задерживать дыхание.
Образ Визарры, ее темное серое лицо с осуждением во взгляде, возникло перед внутренним взором и тут же растаяло.
— Нам не стоит… — шепнул он не в силах закончить фразу, на самом деле не желая ее заканчивать. Больше всего на свете Элендил боялся, что Лейна его послушает, что и правда отстранится.
Но принцесса улыбнулась загадочной улыбкой женщины, полностью осознающей свою власть над мужским телом. Ее руки накрыли его гладкую выпуклую грудь, которая сейчас ходила ходуном.
— Визарра, она…
— Тс-с-с.
Пальцы снова принялись сладко, неторопливо скользить по коже. Они кружили и кружили вокруг сосков, превратившихся в центры удовольствия. Элендил почти скулил от желания почувствовать руки Лейны на этих напрягшихся комках плоти, ставших невероятно чувствительными. Его соски ныли и горели огнем, с каждой секундой томительного ожидания ласки они делались все более крепкими и тугими, все больше сжимались в узелки нервов.
«Прикоснись, прикоснись», — потерявшись в ощущениях, шептал Элендил мысленно. А может, уже и вслух.
В какой-то момент он понял, что готов умолять Лейну о желаемом, готов поймать ее руки под водой и лично направить в нужное место.
Ему было надо. Так надо!
— Пожалуйста, — выдохнул Элендил почти с отчаянием и наконец получил то, чего хотел.
Пальцы Лейны стиснули его измученные, требующие внимания соски, выкрутили до боли, до мучительного блаженства, и эхо, жадное до звуков, подхватило протяжный стон.
Прикрыв веки, Элендил дернулся, словно пронзенный разрядом молнии, замычал сквозь сжатые зубы. Он так отдался наслаждению, что на секунду потерял контроль над собственным телом и ушел с головой под воду.
О, духи! Это было волшебно. В сто, в тысячу, в миллион раз приятнее его вымученного оргазма с Визаррой в первую брачную ночь.
Глава 20.2
— Пожалуйста, на сегодня хватит.
Он сказал «на сегодня», словно подразумевал, что это не последняя их близость, что будут и другие ласки, возможно, более откровенные. Заметив его оговорку, Лейна улыбнулась уголком губ и с трудом удержалась от смешка. Элендил покраснел, понимая, что назад слово не возьмешь. Что сказано, то сказано.