Светлый град на холме, или Кузнец

Иванько Татьяна

Я посмотрела в зеркало в последний раз: сквозь покров меня почти не было видно. Но он просуществует на моей голове ровно столько, сколько нужно времени, чтобы спуститься с крыльца и пройти половину площади. Когда я дойду до Сигурда, он снимет его с меня, возьмёт за руки и назовёт своей женой, а я назову его моим мужем…

…Лёгкий снежок кружился в пронизанном солнцем морозном воздухе, да это и не снег, это изморозь висящая над городом, вьюга улеглась на рассвете, сменившись морозом и ярким солнцем. Людей собралось громадное множество, от их общего дыхания

поднимаются облачка пара, сливающиеся в туман, в котором тают осколки снежинок и льдинок, парящие в воздухе и… над площадью встала радуга… Никто и никогда не видел ещё радуги зимой. И появилась она именно тогда, когда жених и невеста показались на площади…

…И я увидела эту радугу. Но вначале я увидела его, Сигурда, уже идущего мне навстречу. Едва я появилась на крыльце, Боян запел необыкновенную красивую песню…

…Это я принёс Бояну, сочинённую мною песню. Я хотел, чтобы мои слова прозвучали над площадью в исполнении волшебного голоса, которым на всей земле обладал только Боян.

И вот полетел в высоту, завиваясь вокруг волшебной радуги сказочный голос, поющий о моей невесте. Вот она, приблизилась ко мне через эту огромную, устланную коврами площадь. Легчайшая белая фата колыхалась движением, скрывая от меня её лицо…

Радуга вначале протянулась от меня к Сигню, а потом будто семицветным куполом накрыла нас.

Вот и она, моя суженая, наконец, на расстоянии вытянутой руки! И я не отпущу её дальше. Я поднял руку и легким рывком отбросил вуаль… Сигню…

Восхищением выдохнула площадь. Все тут с рождения знают Свана Сигню, но никто ещё не видел её такой. Белизна её кожи сейчас была будто подсвечена жемчугом, обвивающим её лоб, шею и запястья. Светлая сейчас синева её глаз обширнее неба, глубже морей, румянец волнения придаёт такой прелести её нежному лицу, что я замер на миг, поражённый, не сразу протянул руки своей невесте, которая, вложив свои ладони в мои, станет моей женой. Наши руки соединились. Навсегда.

Я не чувствую ничего, кроме жара его ладоней и своего сердца…

– Свана Сигню, прекрасная дочь Торбрандов, теперь ты моя жена, моя госпожа, моя спутница вовеки!

– Кай Сигурд Брандстанский, признаю тебя мужем и господином моим и пойду за тобой через расстояние и время!

Эти клятвы слышали все. Слышал Сонборг. Слышал Брандстан. Слышали небо и Солнце. Слышала необычайная зимняя радуга.

– Слышали люди?! – спросил Эрик Фроде на всю площадь неожиданно зычным голосом.

И толпа ответствовала тысячами голосов:

– Да!

– Слышал Сонборг?!

И вновь единодушное:

– Да!!

– Слышал, Брандстан?!

И опять многотысячное:

– Да!!!

Тогда Эрик провозгласил:

– Сигню и Сигурд, теперь вы супруги! Славьте люди новых супругов!

Вопли ликования полетели в воздух, разгоняя мороз, зиму, короткий зимний день. На молодых посыпались горсти зерна со всех сторон…

Мы, щурясь от ярчайшего зимнего солнца, отраженного беспредельной белизной снега, не просто улыбались, мы засмеялись. Сигурд притянул меня

к себе и поцеловал, хотя это и не положено, вызывая новый всплеск ликования и восторга вокруг. Только на миг я почувствовала прикосновение его мягких тёплых губ… Только миг, но мне показалось, он повторяется вновь и вновь, кружась со мной…

Потом, держась за руки, мы поднялись на крыльцо, где было раскрыто несколько мешков с серебром, и стали бросать горсти серебра в толпу, остальное раздали все собравшимся и позже усадили за столы, что сейчас же вынесли на площадь и накрыли приготовленным для всех угощением под радостное улюлюканье. А мы вошли в терем, чтобы открыть свадебный пир, и после этого покинуть и терем, и город, и в сопровождении алаев ускакать на озеро Луны, где нас оставят вдвоём лишь с несколькими слугами…

Глава 8. Мёд и кровь

Молодые в сопровождении алаев уехали, а многочисленные гости радостно пировали в парадной зале Сонборга и вокруг терема на площади. Люди были счастливы событию не просто радостному, но открывающему двум объединяющимся йордам широкую дорогу к процветанию. И сейчас два самых больших и богатых йорда, объединившись, станут ещё богаче и сильнее.

Молодые йофуры были так хороши собой, юны, влюблены, что одно это уже всем внушало уверенность в грядущем общем благоденствии.

Я должна признать, что слова Лодинн о моей невестке подтвердились полностью. Увидев Сигню, я сразу вспомнила слова моей всегда немногословной Лодинн. Я совсем не ожидала увидеть такой мою невестку. В своё время её мать, Лада Рутена поразила меня красотой. Но Сигню превосходила её. И что удивительно, но три года назад я ничего сегодняшнего не заметила в ней, кроме трогательной подростковой угловатости. Удивительно, как из тощей девчонки выросла такая лебедь. Поистине, Лебедь, прозвище, как и любое другое, очень точное.

Гордая поступь, при этом лёгкая, будто она и не касается земли, осанка, посадка высокой шеи – всё это в ней не только происхождение, дающее ей право ей право татуировать орла на спину, но и внутреннюю силу. Несгибаемую силу.

Да, Сигню это не Лада Рутена – нежный славянский цветок. Сигурд влюбился, я понимаю. И то, что она моя противница возбуждало во мне воодушевление, а не досаду и жалость, как было в моей борьбе с её матерью. С такой, как Сигню, приятно вступить в противостояние. И главное моё преимущество в этой борьбе в том, что Сигню полностью доверяет мне.

– Ты знала, что песню, которую пел их скальд на площади, сочинил Сигурд? – спросил меня Ньорд, сидящий рядом со мной за столом.

Я обернулась в изумлении. Что такое? Сигурд сочинил эту песню?.. Слова, пропетые чарующим голосом Бояна, в отличие от Ньорда, я помнила имя скальда ещё с тех пор, как пятнадцать лет назад услышала его впервые. Вот эти слова:

Имя – тайна, Лебедица,

Имя, мы молчим о нём.

Счастье было мне родиться

В один век с тобой вдвоём.

Счастье – видеть твои очи.