Светлый град на холме, или Кузнец
Шрифт:
Фроде сложив руки на груди, смотрел на меня, сведя к переносице светлые брови.
– Ничего не было бы странного, конечно, если бы три твоих брата, а за ними и мать не умерли бы по непонятным причинам, – строго сказал Эрик.
– Очень много людей умирают в расцвете молодости. А детей тем более.
– Сходи к шаману, Сигню, – вдруг серьёзно сказал Эрик.
– Что?! – удивилась я.
– Сходи. Заговор против твоей матери может работать и против тебя. Береги себя. Хубава знает, что произошло?
Я покачала
– Не глупи, Сигню, не бывает мелочей в жизни правителей. Я сам скажу Хубаве. А ты к шаману сходи.
Этот странный разговор нескоро вылетел из моей головы…
Агнета вышла замуж за Асгейра Берси и их отправили наслаждаться любовью и друг другом в тот же дом на озере Луны. Я уговорила Сигурда об этой чести для них, ведь ни у Берси, ни у Агнеты не было богатых родителей, которые им нашли бы место для медового месяца. И оба молодых супруга всё же ближайшие нам люди.
Гуннар запил после этой свадьбы. Он исправно с утра присоединялся к своему конунгу и исполнял всё, что положено воеводе, но интерес к жизни совсем потерял. Каждый вечер он пил. С утра бледный, с красными от перепоя губами, он присоединялся к Сигурду и товарищам, а вечером всё повторялось. Надо было поговорить с ним. Его не утешишь, конечно, но хотя бы он будет знать, что не покинут, что близкие у него есть. А кто ему ближе нас с Сигурдом?
Кстати, Сигурд как раз начал злиться на это ежедневное пьянство:
– Какой дисциплины я буду требовать от ратников, если мой воевода, воевода! Каждый вечер напивается?! Я поговорю с ним.
– Ничего не делай, – я испугалась, что жестким разговором он причинит ещё большую боль несчастному Гуннару. – Ему больно, незачем бичевать его ещё. Фроде говорит, что женское вероломство может разбить сердце навсегда.
– И как ты хочешь врачевать его?
– Я сама поговорю с ним. Я же дроттнинг, всё равно, что мать моим алаям. Так?
Сигурд усмехнулся, качая головой:
– Ну, попробуй, попробуй… Но если не подействует твоя мягкость, я поговорю с ним по-своему…
…Да, я пил каждый вечер и каждое утро страдая от похмелья, клялся себе, что это в последний раз. Но наступал вечер, я оставался один. По вечерам свободный от дневных забот, не привыкший читать, например, как Торвард, пропадавший в библиотеке, или, тем более, как Сигурд, который без дела никогда не сидел, вечно в книгах, заметках, в размышлениях и планах, которые он теперь с успехом и воодушевлением воплощал в жизнь.
Я же не был ни созерцателем, ни творцом. Я был человек действия. И все дни я был счастлив, потому что как воевода был занят не меньше конунга. А вот вечером подступала пустота, заполненная тоской. И эту тоску я и топил в горьком вине.
Я понимал, что бесконечно Сигурд не будет это терпеть, и, если
В один из вечеров дроттнинг неожиданно пришла ко мне. Ко времени её прихода я опустошил уже одну флягу вина и принялся за вторую. Я не был ещё окончательно пьян, но изрядно во хмелю.
– Ты горюешь, – сказала она, села на одну из лавок, стоящих вдоль стен моей горницы, небольшой, почти пустой. Лавки вдоль стен, стол с лавкой возле, да ложе, вот и вся обстановка. На полу ковер из медвежьей шкуры.
Всё же какой чудесный голос у нашей дроттнинг. Я поймал себя на том, что называю её про себя дроттнинг, избегая называть по имени и вообще вспоминать, что она женщина. Даже смотреть на неё.
А между тем она произнесла своим журчащим нежным голосом:
– Никакие слова, конечно, не утешат тебя. Может быть, только новая любовь исцелит разбитое сердце.
Она подошла ко мне, и тронула за плечо, тёплая маленькая рука. У Агнеты прохладные, очень мягкие, будто ватные ладошки, кажется, что круглые пальчики гнуться во все стороны… А эта рука совсем другая: сухая и даже… твёрдая? Она взяла мою ладонь в свою. Твёрдая, верно. Твёрдая рука надёжного человека. Такой человек не обманет, не предаст.
– Знаешь, Гуннар… и моё сердце было разбито, когда я думала, что Сигурд никогда не сможет полюбить меня…
Я посмотрел на неё. Наконец поднял глаза и посмотрел в её лицо. Чудесная фея. Грёза наяву. Сон из лесов, лугов, со снежных гор, из плеска прибоя на морском берегу, журчания чистых ручьёв, из прозрачных вод озёр, утёсов и
пронизанных светом и воздухом берёз… Сон северной страны. Сон и мечта.
Кто мог не полюбить её?..
Какие яркие, тёмно-синие глаза. Такую бездонную глубину я видел, только в ясном вечернем небе… и вся она светится, словно внутри неё зажжён огонь. Конечно, зажжён – это яркий очаг добра, жизни. Жизнь. Сама жизнь будто говорит со мной.
– Этого не могло быть, Сигню, – сказал я, глядя в её лицо, на эти розовые губы… – Тебя нельзя не полюбить. Ты – сама жизнь. Сама любовь.
Она улыбнулась, ресницы как крылья бабочки прикрыли глаза… И…
…Я провела ладонью по его обритой голове, рано лысеющий, он брился наголо. Бедный раненый лев…
…Я чувствовал её руку на моём лице, её кожа, её запястье пахнет… цветочным мёдом? Сладким хмелем? Ни от чьей руки я не чувствовал такого мягкого тепла. Я поцеловал её ладонь, повернув лицо. Что я делаю…
Я совсем потерял голову и потянул к её себе…
Сам не знаю, как и когда, мои ладони оказались на её талии. Как легко мои пальцы, потянув, развязали завязки у неё на груди, зарываясь в аромат её кожи лицом, в теплоту её тела между грудей, я тону в этом тепле… Я раздвинул ткань, обнажая её плечи и груди… Сигню… Красота, Боги, запредельная прелесть…