Светлый град на холме, или Кузнец

Иванько Татьяна

– Прости меня? – проговорила тихо.

Всё понимает, всё почувствовала без слов…

…А наутро конунгом было приказано устроить для него и дроттнинг спальню отдельно от других помещений терема. Он сам прошёл по всему терему и нашёл самую большую горницу с окнами, обращёнными на восток. Здесь приказал поставить самое большое ложе, какое смогут сделать за пару дней.

Но главное – запрет входить в эту спальню для всех, если конунг и дроттнинг там вдвоём.

– Только, если пожар или война! – заключил он.

– Но, Сигурд, бывают

обстоятельства… – начал Эрик Фроде, присутствовавший на Совете, когда было объявлено это распоряжение.

– Только пожар или война! Никакие иные обстоятельства не позволяют никому приближаться к нашим покоям ни ночью, ни днём! – не терпящим возражений тоном сказал Сигурд, не удостоив Фроде даже взглядом.

Сигню сидела через стол напротив него во время заседания Совета, так решил Сигурд и я думаю это для того, чтобы в любой момент видеть её и по её лицу читать, одобряет или нет она его решения. Я посмотрел на неё. В уголках рта её появилась и спряталась весёлая усмешка. Её радует эта мальчишеская горячность Сигурда. Ей всё нравится в нём? Даже этот бесстыдный новый закон. Или она бесстыдная тоже…

Однако я не успел додумать, потому что после окончания Совета, совмещённого с завтраком, дроттнинг явилась в горницу, которую мы делили с Торвардом и Исольфом.

– Мне надо поговорить с тобой наедине, Асгейр Берси. Торвард, Исольф, вы можете идти. Сигурд и воевода уже ждут вас на дворе.

…Я так удивился этому её появлению, тому, что так неожиданно и так близко вижу её, что не сразу даже осознал, что она пришла к Берси.

Я бежал по коридору, на ходу цепляя меч, который не успел повесить перед её приходом и, спотыкаясь и не чувствуя ног, вообще ничего не чувствуя, кроме невыносимого стыда за свою глупую неловкость.

Я всегда буду так обмирать при ней? Как же тогда я буду ей служить? Исольф вот идет себе спокойным шагом, а я как заяц дрожу… Боги, шапку-то позабыл! Ещё никогда я не был так растерян и взволнован.

Но товарищи уже ждали меня. Ежедневные наши тренировки и учения, собирающие почти не существовавшее в Сонборге войско, в хорошо организованную рать проходят каждый день с самого утра и до вечера. Неделя за неделей, и рать пополняется, собирается, формируясь постепенно в то, что называют армией…

– Околеешь без шапки-то, – нахмурился Гуннар, и сделал знак ратнику, чтобы тот отдал мне шапку. – Ты иди в тепло, останешься сегодня. Торвард, не забудь вернуть ему шапку.

…Я так удивился и обрадовался её приходу, что онемел в первое мгновение. Мы остались наедине. Наедине! Я едва не задохнулся от волнения.

Дроттнинг села на табурет, обтянутый кожей, спокойная и такая маленькая и хрупкая вблизи. Одета в простое платье, из украшений только вышивка, рубашка из тонкого белёного льна видна у горла и выглядывает чуть-чуть из-под юбки. Маленькие мягкие башмачки. Я увидел её узкую лодыжку в белом чулке, когда она чуть качнув юбкой, села на табурет.

– Познакомимся,

Берси? – сказала она, устроив спину, сложила пальцы.

Познакомиться со мной… Броситься ей в ноги, уткнуться лицом в колени, забраться руками под это платье… Нечего и думать, так поступить, когда она вот так открыто и прямо смотрит в моё лицо. Как я подумать мог, что она как все другие женщины? Она дроттнинг и пришла к алаю.

– Кто твои родители, Асгейр?

– Ро…родители?.. – у меня пересохло горло. Кто мои родители…– Мой отец был алаем Линьялен Рангхильды, а мать – кормилица Сигурда.

– Так ты молочной брат конунга. Это честь. Ты выше других алаев, Асгейр. Но почему тогда вы не слишком близки с Сигурдом?

– Сигурд ни с кем не сближается слишком.

Она чуть приподняла брови. И правда, как с ней, Сигурд ни с кем не был близок, я никогда ещё не видел, чтобы кто-то, тем более Сигурд понимал кого-то без слов, будто читая мысли. А у них так. Так могут только те, кто близок.

Сигурд всегда был одиночкой, над нами, даже когда мы были детьми. Он читал больше всех. Занимался больше всех, вечно думал о чём-то, даже записывал, планируя и размышляя, над чем мы и вообразить не могли. Он был конунгом всегда и во всём. Поэтому я всегда завидовал ему. Стало быть, просто не было человека, с которым он мог сблизиться. Он ждал её?…

И она, как и он над всеми нами. Вот и сейчас, сказала «познакомимся», а я чувствую, что она знает обо мне больше, чем я сам. И во мне.

Сигню смотрела немного из-под ресниц.

– Чего ты хочешь, Берси? – тихо, тише, чем до этого спросила она.

Кровь отхлынула от моих щёк.

– Я…

– Зачем ты обольстил Агнету? Разве ты её любишь?

– Да! – выпалил я. Почему бы и нет? Почему не сказать так?

– Тогда почему по-честному не попросил её руки, а тайно завладел ею?

Но тут я нашёлся:

– Вы с Сигурдом тогда… Вас не было. Всё произошло так быстро, мы влюбились…

– Может быть, – она перебила меня. – Как ты думаешь, Асгейр Берси, Агнета любит тебя?

– Я думаю, что да.

Она отодвинулась снова. Интересно, если бы я был Сигурдом, я бы понял, о чём она думает сейчас?

– Тогда объясни мне, ты любишь Агнету, она тебя любит, вы не успели ещё обо всём сказать йофурам и пожениться, это я могу понять, – сказала Сигню, не глядя на меня. – Но почему она была с Гуннаром? – вот тут она прямо и испытующе смотрит в моё лицо.

Знает всё? Как я оправил Агнету к Гуннару, чтобы ему было больнее потом потерять её, и чтобы над Агнетой самой закрепить свою власть, когда я её «прощу». Но почему Сигню спрашивает только о Гуннаре? Почему ничего не говорит о Хьяльмаре Рауде. Или Агнета скрыла от неё его участие? Ведь он двоюродный брат дроттнинг…

– Откуда вы знаете, Свана Сигню?

Она ответила, пристально глядя мне в глаза:

– Агнета беременна. Вас двое: ты и Гуннар. Одна Агнета, один ребёнок. Что делать?