Светолия
Шрифт:
– Сашка, ты чего?
– спросил он шепотом.
– Маньяк!
– Сережа быстро оглядел лестничную площадку.
– Он должен быть где-то поблизости.
– Ты точно переиграл!
– Максим выразительно покрутил около виска и свистнул.
– Да переиграл.
– сразу осунулся и печально вздохнул Сережа.
– Просто мне показалось...
– тут из-за спины Максима раздались медленные шаги и раздраженный голос:
– Ну и что там еще? Кто там, а?!
– Дурак ты, понял!
– зашипел Максим.
– Мне за это дело отец такую взбучку устроит. Так зачем ты...
Дверь скрипнула и за спиной Максима появился какой-то массивный темный контур.
–
– Сережа не нашел, что ответить, замялся; почувствовал себя очень неловко, пробормотал: "Извините" и бросился вниз по лестнице. Добежал до своего дома и там медленно шаг за шагом взбирался на свой этаж - должно быть прошло пол часа перед тем, как обнаружил, что стоит уже перед люком на крышу и тут подумал, что, должно быть, неплохо было бы взойти под самые звезды, где ничто не мешает обзору и оставаться там хоть до самого утра, он уже и взялся за ручку, уже и приоткрыл дверцу, и звездный ветер дотронулся на него, звезды он в проеме увидел, да тут понял, что если проснется мать и если увидит, что его нет, так может подумать что угодно, разбудит отца, а он вызовет охранников или даже милицию - только бы его найти...
Сережа поспешил в квартиру и в коридоре и впрямь столкнулся с матерью.
– Мама, мама.
– зашептал он.
– У меня все хорошо, ты только не волнуйся.
Мать прошептала что-то, схватила рукой за белый лоб и поспешила в ванную; ну а Сережа дошел до своей комнаты и тут почувствовал сильную усталость, у него даже не хватило сил разобрать свою кровать; он просто повалился среди подушек и стал падать...
Перед ним проступила злато-медная гора - Перун, сын солнца; а где-то в его глубинах (Сережа знал это) жила в вечной весне Светлица. Сережа протянул навстречу облаку руки и тут обнаружил что сжимает в них пулемет из компьютерной игры - он даже и нарисован был, точно на экране. И тут стали проступать монстры из той же игры - Сережина голова даже загудела от боли так не хотел он их больше видеть, так ему были отвратительны все эти мрачные стены, все эти дергающиеся, бегающие, кривые фигурки, все эти рисованные блеклые небеса - все это он хотел отвергнуть, ступить в лес весенний, в простой русский весенний лес... Но он не мог их отвергнуть! Они блеклые, уродливые, но сильные целыми толпами всплывали из глубин его сознания; дрожали, визжали, завывали, булькали кровью! Он пытался их отвергнуть и только вспоминал все в новых и в новых деталях!..
Потом он проснулся весь в холодном поту, поспешил на балкон и увидел там зарю розоватыми и темно-голубыми покрывалами скрывающие звезды на востоке, над лесной кромкой; он протянул к этой заре руку, ожидая, что и она протянет к нему руку, поцелует его, скажет ему что-нибудь в утешение.
"А ведь мне раньше снились все эти монстры, все эти тесные, жуткие лабиринты, и я вовсе не отвергал их - нет, мне это нравилось - это было, как продолженье дневной игры. У меня и голова тогда не болела, потому что я позволял этим монстрам находится в моих снах, а вот только попытался восстать, как и они цепляются, сражаются, не хотят из меня уходить. Клянусь, что никогда не сяду больше за эти игры! Сегодня же в лес пойду!"
Только успел он так про себя поклясться, как хлопнула дверь и раздался усталый возглас матери:
– Что же ты себя морозишь? О-ох - в комнату и не войти! Ты же простыл! Сашка да что же ты!
Она протащила его в комнату, захлопнула дверь балкона и приложила руку к его лбу, сама вся вздрогнула, побледнела больше прежнего:
– Да у тебя же жар! Сережа!
– на глаза ее выступили слезы.
А
– Прости, пожалуйста.
– Так ты ложись, окно не вздумай открывать. В школу сегодня не пойдешь и вообще из дома ни нагой, и к компьютеру и не подходить. Лежи.
– она как-то неуловимо быстро разобрала Сережину кровать, подхватила его за руку, уложила.
– Сейчас я доктора вызову, лежи, лежи!
Тогда Сережа понял, что в лес он ни в этот, ни в следующий день не пойдет, и такая тоска его охватила, что почувствовал он себя совсем плохо и, когда пришел доктор, обнаружилась тридцати восьми градусная температура.
Доктор внимательно его осмотрел, прописал лекарства... к вечеру температура поднялась до тридцати девяти с половиной. Сережа метался на кровати, звал то Олию, то Светлицу, просил чтобы открыли окно, впустили ветер; мать плакала над ним, звонила на работу к отцу и он приехал раньше обычного с большими сумками полными фруктов; склонился над стонущим Сережей, поцеловал его в лоб (чего никогда раньше не делал); заботливо спросил что-то. В ответ Сережа попытался улыбнуться...
Потом стал просить, чтобы прочитали ему русскую сказку, и тут обнаружилось, что ни одной книжки с русскими сказками в доме нет (у них вообще было мало книг), тогда отец позвонил куда-то и книгу вскоре принесли...
И вот Сережа, плавая где-то между темными волнами забытья и запертой комнатой, где устоялся болезненный, душный воздух, пытался понять, представить те слова, которые читала своим усталым голосом мать. Но все расплывалось; просачивалось...
Перед ним появился огромный экран, за котором набухало ядовитым желтым цветом гороподобное облако; в центре его кислотной тусклой слезой пульсировала слеза, источник отвратительных слизистых монстров, которые летели без конца из этого облака на Сережу, а он, меняя в руках всевозможное оружие, без конца крушил этих чудищ, он кричал от отвращения, он хотел вырваться, он хотел убежать, он хотел совсем, совсем иного; но не в силах был хотя бы сойти с места: бездыханные монстры падали и падали, погребая его постепенно под своей массой.
Он задыхался; он рвался куда-то вверх, прочь от этого ядовито-желтого облака, он закричал в отчаянии - два имени слились в один отчаянный вопль:
– СВЕТОЛИЯ!!!
* * *
За окном свистел ветер, иногда он вдруг усиливался, гудел, врезался в стекло тугим ударом и тогда казалось, что эта тонкая стеклянная полоска не выдержит, лопнет и в комнату ворвется снежная пурга, которая, словно бы забыв, что уже пятый день весны во всю надрывалась на улице. Полчища темных снежинок врезались в окно, скапливались на подоконнике; опадали на балкон.
Сережа поднялся с кровати, подошел к окну - хоть бы издали увидеть лес ничего, только снег да снег, и ветер воет тоскливо, заунывно, словно серый волк, голодный, одинокий.
– Сережа, ложись немедленно в кровать.
– усталый голос матери; она остановилась в дверях, а когда Сережа улегся, пошла обратно на кухню; загремела там посудой, тоскливо и неразборчиво молвила что-то.
Белый потолок, люстра, вой ветра за окном и невыносимо тяжелый, недвижимый воздух - стоило Сереже только представить как ручеек бежит, звенит в канаве, как золотится ледовое озеро под светло-синим небом, как березки белеют - так болью сердце сжалось - ведь не вырваться ему из комнаты - так и смотреть на эти стены, так и слушать вой ледяного ветра за окном...