Светорада Золотая
Шрифт:
Связанная Светорада даже рассмеялась – в такой глуши уже не было смысла завязывать ей рот. Правда, смех пленницы был нехороший, издевательский, и викинги повернулись в ее сторону.
– Погоди, Стема, они тебя еще не такими словами наградят, дуб ты метко разящий. Все равно ты не их крови и сможешь быть только младшим из хирдманнов, который в бурю воду со дна ладьи вычерпывает, когда другие гребут.
А смотрела-то как! Стемка и не предполагал в ней такой силищи.
Жара держалась только до полудня. Потом налетел ветер, принес тучи, и пошел дождь. Мелкий такой нескончаемый дождичек. Купала, видимо, расстарался. Правда, идти много часов сквозь мокрую чащу занятие не из приятных.
Стема все гадал, куда они движутся.
Но отчего бы это Стеме злиться на Гуннара, когда тот сдержал слово, принял его в свой хирд? А своим людям он даже поведал, что их новый воинский побратим не простого рода, а сын достойного киевского воеводы, причем когда-то, как и сам Гуннар, воспитывавшийся в тереме у Эгиля Золото. Он не упомянул о том, что Стему выгнали оттуда, но какая-то мысль, видимо, засела у него в голове, и по пути он несколько раз оглядывался на Стрелка, а когда вечером они остановились на очередную ночевку, устроили пленницу в наспех сооруженном шалаше и стали готовить над дымящим под мелким дождем костре мясо, Гуннар подсел к Стеме и спросил:
– Люди ведь всякое сказывают о тебе, Стемид. Но ты сам поясни, отчего это Ольга Вышгородская была так уверена, что выманить в лес Светораду удастся только тебе?
– А чего бы и не удалось, раз княжна мне доверяет? С детства мы дружны, всегда ладили, и разве не я состоял при ней охранником-рындой? Она ведь считала, что со мной ей безопасно.
И не смог сдержать негаданного тяжелого вздоха.
Гуннар хмуро глядел на него. Взгляд тяжелый, выдержать такой не просто. Но Стема и не смотрел на него. Наблюдал за тем, как умелый куховар Книв вращает на самодельном вертеле ободранную тушу лани, время от времени поливая жиром, стекавшим в подставленный небольшой котелок. Запах шел такой, что викинги даже закрывали глаза в предвкушении удовольствия. Только Гуннар был неспокоен: то к шалашу княжны подходил, то возвращался к костру. Когда Книв стал делить на порции жаркое, Стема заметил Гуннару, чтобы тот все же попытался накормить Светораду, иначе до своей Норейг он довезет одни воспоминания о невесте.
Гуннару подали на ноже лучший кусок оленины, исходивший ароматом и сочившийся золотистыми капельками жира. Но княжна будто и не заметила предлагаемого лакомства, ее лицо оставалось безучастным. Тогда Гуннар опять стал говорить с ней о своей любви, о том, что ему нет без нее жизни, что он не убоялся ни гнева русов, ни погони, ни трудностей пути, только бы она стала его женой. А ведь он не последний из мужчин, чтобы она отвергала такую любовь. Раньше она была так приветлива с ним, ему иногда верилось, что он мил ей… Сама это давала понять – пришла прощаться, когда думала, что он уплывает насовсем.
– Я и вправду прощалась с тобой навсегда, Гуннар, – подала голос княжна. – Ты мне был как брат. Я верила тебе и не ждала от тебя зла. Я вообще не ждала подлости и предательства от тех, кто мне близок и дорог.
При этом она глядела туда, где сидел Стема, и тот даже поперхнулся куском мяса. Кетиль услужливо похлопал его по спине, но у Стемы все равно пропал аппетит. Разное шло на ум. Он уже понял, что совершил ошибку, – даже упрямство, с каким Светорада решила уморить себя
Два следующих дня они опять шли по лесу без остановок. Светорада почти все время спала на носилках, накрытая плащом Гуннара, бледная и обессилевшая от голода и нескончаемого пути. Стема, которому в последний день выпало нести ее носилки, был доволен, что она спит и не прожигает его полным ненависти взглядом. Ну и сила воли у этой пичуги! Он-то думал: погорюет, побесится – и смирится. Ведь с Игорем у нее и впрямь не лучшие отношения были, а Гуннар ей не чужой.
На что она рассчитывала в своем упрямстве? Ведь теперь слишком мало вероятностей того, чтобы их разыскали. Ингельд наверняка давно сообразил, что сестра его пропала неспроста, и разослал людей с собаками в надежде напасть на след, а в Смоленске уж точно всех всполошили Олег с Асмундом, делают все возможное, чтобы весть об исчезновении княжны распространилась как можно дальше, однако вряд ли всем им пришло в голову, что похитители увели ее в лес, в глухомань. И если даже кто-то посообразительнее, тот же Олег, и догадается, что дело как-то связано с внезапно пропавшим Гуннаром, то никто не подумает, что умелые корабелы викинги выберут путь через лес, скорее их начнут искать на той же Двине, на Ловати, по Днепру… Но то, что похитители уволокут княжну в земли полудикой дрегвы, [128] вряд ли сообразят.
128
Дрегва, или дреговичи, – древнее славянское племя, обитавшее на землях современной Белоруссии.
Стема понял, где они, когда увидел в лесу изваяние улыбающегося деревянного идола. Когда-то ему довелось ходить с Игорем в полюдье в земли дреговичей, и он еще тогда удивлялся, что дрегва дикая свои божества изображает улыбающимися. И Ярила, и Велес, и Лада, и даже суровый Перун у них улыбались. Оттого дреговичи и сами считались людьми улыбчивыми и миролюбивыми. Хорошее племя. У князей никогда не бывало проблем с дрегвой, с тех пор как ее взял под свою руку Олег. Но земля дреговичей все еще большей частью оставалась дикой и необжитой, люди обитали в заболоченных чащах, где только с проводником можно найти путь… Хотя чего там! Вон Гуннар ведет их уверенно, как будто вдоль заборолов смоленских укреплений. Видать, Хмурому приходилось бывать в этих краях. Когда и как, не столь и важно. Главное, что он точно знал направление и ни разу не сбился с пути.
К вечеру очередного дня они сделали остановку у небольшого лесного озера, над которым гомонило множество водных птиц. Здесь путники обнаружили на берегу под елями присыпанную желтой хвоей полуземлянку. Такие избушки-заимки порой можно было встретить в лесах – они ожидали случайного путника или знавшего о существовании заимки охотника. И Гуннар, похоже, бывал тут. Он уверенно велел всем располагаться на ночлег, разжигать костер, Стему, как самого умелого стрелка, отправил добыть дичи на ужин. Парень справился быстро, вернулся еще до того, как Гуннар на руках отнес ослабевшую княжну в заимку. Долго не выходил, а вернулся чернее тучи.
Куховарил опять Книв. Гуннар отрешенно наблюдал, как тот ощипал, выпотрошил и расположил над огнем дичь. Врашал, чуть присаливая надетые на вертел тушки уток. Книв был доволен, что нога его уже зажила, что они обеспечены мясом, и даже напевал что-то вполголоса: о светлой скале, под которой течет ручей, к ручью приходит за водой красавица Ингрид, набирает воду в большие ведра. Ведра те тяжелые, но некому помочь красавице, ибо сам Книв далеко, а если кто-то другой возьмется ей помогать, то Книв, вернувшись, сам убьет наглого помощника, поскольку Ингрид принадлежит только ему. Короче, о чем думал, о том и пел этот лысоватый толстяк.