Светя другим
Шрифт:
– Запечатлелась она, похоже, – сообщает ангел. – Что-то совсем неладное в школе было, да и дома, похоже…
Женщина что-то говорит о сумасшедшем доме, но ничего плохого не делает, поэтому я осторожно открываю глаза. Мой ангел всё ещё улыбается мне. И гладит… Тут я вижу эту женщину – она полненькая, черноволосая с каким-то вытянутым лицом. Она что-то делает с ним, но ангел спокоен, значит, и мне надо быть. Он лучше знает, как правильно.
– Очень неплохо выглядите, молодой человек, – наконец, говорит она ему. – После утопления это редкость. Но вы держитесь прекрасно, Юрген.
Юрген?
Когда мне было ещё не так плохо, я случайно увидела книгу о больной девочке. У неё был не лейкоз, а очень маленькое сердце, поэтому она постоянно умирала, как я. Мне очень понравилась и книга, и мальчик, который там был, и школа колдовская. Добрая-предобрая! Вот я в своей истории тоже хотела… Но не успела… Наверное, плохо в своей книге использовать чужое, но мне так хотелось…
– Строго говоря, утопления не произошло, – поправляет женщину ангел. – Произошла аспирация дерьма с последующим спазмом, так как бронхи возражают против такого способа купания в этом самом.
– Родители врачи? – сразу же интересуется она. – Очень у вас, Юрген, слог такой, характерный.
– Он сирота, – сообщает врач, ну, который мужчина. – И к опекунам уже есть вопросы и у полиции, и у югендамта.
Женщина говорит, что ей интересно, но прогонять ангела не хочет, а хочет, чтобы мы не умирали вдвоём. Я согласна умирать, если ангела не заберут, о чём и говорю, а он говорит, что умирать нельзя, а то в угол положит. Я соглашаюсь не умирать, если он будет.
– Ноги не отвечают совсем, – тихо говорит ангел докторам, они становятся серьёзными и что-то со мной делают. Ну, наклоняются, шевелят руками, но я ничего не чувствую. – Так бывает, если напугать, – добавляет он.
Взрослые начинают совещаться, время от времени ангел непонятно для меня комментирует, а они соглашаются. Я чувствую усталость, но боюсь закрыть глаза, а он…
Доктор Влад
Глядя в монитор, я напрягаюсь, продолжая ласково улыбаться застывшему на грани ребёнку. Что-то странное с ней творится, не должна она так стремиться «на ту сторону». Значит, что-то я упустил, и сейчас будет много интересной работы.
– Укладку сюда, – спокойным голосом прошу я.
Коллега реагирует правильно, а вот дама тормозит. Я краем глаза смотрю на очень интересную аритмию на мониторе, понимая, что танцы будут. На мониторе картинка, характерная такая. Я подобное у онкологических после химии 23 видел, а вот у СЭДовцев 24 – как раз нет.
– Что там? – так же спокойно спрашивает коллега. Я встаю из коляски, которую мне вместо стула выдали.
23
Химиотерапия онкологических заболеваний.
24
Имеющие синдром Элерса-Данлоса.
– Длинный ку-тэ 25 , – сообщаю я. – Не спать! – командую ребёнку и продолжаю. – Интересный очень. А сейчас будет пируэт 26 и танцы. Сульфат магния 27 набери-ка.
– Какие танцы? – не понимает меня женщина, застыв посреди комнаты, а я нашариваю в укладке АМБУ 28 , ибо есть у меня предчувствие.
Мы доверяем предчувствиям, верим в приметы, стараемся не поминать смерть. Для детей, стоящих на самом краю Бездны, важно многое, а толика везения нужна всем, даже нам. Особенно нам.
25
Синдром удлиненного интервала QT, потенциально жизнеопасный.
26
Двунаправленная веретенообразная желудочковая тахикардия, потенциально может закончиться нехорошо.
27
Стандартная терапия пируэтной тахикардии.
28
Дыхательный мешок для ручной вентиляции легких.
– Ламбада, – мрачно отвечаю я, потому что девочка перестаёт дышать.
На мониторе – ожидаемая картина, то есть пируэтная тахикардия, но вот апноэ 29 с ней не вяжется никак. Не ребёнок, а загадка. Думать будем потом, а сейчас нужно откачать. Вот я и качаю, пока коллега колет, что положено. Ситуация, в общем-то рутинная, и я просто знаю, что всё будет хорошо. Но одновременно с первым самостоятельным вздохом ребёнка кто-то неумный хватает меня за плечо.
29
Остановка дыхания.
– А ну отойди от неё! – кричит это неудачное потомство макак, сразу же получая от меня пинок ногой – назад, куда попало. Судя по стону, попало хорошо.
– Почему посторонние в боксе? – привычно рычу я. – Убрать и продезинфицировать!
Девочка открывает свои светло-карие глаза, будто солнцем подсвеченные, глядя на меня так, как смотрят на святых. Не в первый раз я вижу такие взгляды, реанимация – такое место…
– Ну что, дышать будем? – интересуюсь я.
Судьба постороннего меня не интересует, даже если мой пинок попал очень хорошо. До тестикул вряд ли достал, а что-то ему сломать у меня сил не хватит сейчас. А жаль, потому что нужно быть полным орангутангом, чтобы лезть к врачу во время мероприятий по спасению жизни.
– Будем, – шепчет девочка, сразу же хватая меня за руку.
Я устало опускаюсь в коляску и оглядываюсь. Женщина что-то объясняет двоим взрослым, шокировано смотрящим на меня. Один из них, наверное, и есть тот самый результат порочной связи макаки с гориллой, по божьему попустительству давшей потомство. Гляжу в монитор – картина изменилась, и опять непонятно. Не должна она такой быть, все мои знания о медицине возражают.
– А кардиограф у нас есть? – интересуюсь я у коллеги. Ну, а кто их знает, может, они только на монитор полагаются?
– Грудные хочешь посмотреть, – понятливо кивает он. – Я тоже не против… М-да… Всё-таки, странный ты парень.
– Все мы странные, пока не бьют, – меланхолично пожимаю я плечами. – Волоки кардиограф, поглазеем.
– Что там, Дитер? – подаёт голос женщина.
– Вытащил её парень, – ошарашенно отвечает реаниматолог.
Вот мне интересно, почему мне это позволяется? Я бы такого умника связал бы и в койку положил, чтобы под руку не лез. А тут – принимают, как будто я свой. Забава, что ли, подсуетилась?