Свежий ветер океана
Шрифт:
…Еще один шлих навел на воспоминания о реке Унчи. Она громыхала по камням, будто кто-то ехал на телеге по булыжной мостовой. Лагерь был в тесной долине, где ветер дул, как в аэродинамической трубе. По ночам ожесточенно хлопал тент, натянутый над кухней, звенела посуда, собранная в стопку, гремели кружки, висевшие на прибитых к стойке гвоздях.
В седловине лежал длинный снежник. Как-то, возвращаясь из маршрута и решив сократить путь, мы рискнули спуститься по нему. Я первым ступил на снег и, пытаясь тормозить прикладом ружья, заскользил вниз. На крутизне приклад сорвался, и я мешком покатился по склону. По бокам снежника громоздились скалы, Свернуть было нельзя. Внизу, я это знал, снежник обрывался трамплином метров на пять, и я мог
Об этом скоростном спуске скоро стало известно в других отрядах. Замещавший начальника партии Миша Шлоссберг издал приказ о категорическом соблюдении правил техники безопасности. Шутник и любитель розыгрышей Боря Любимов откопал в экспедиционном грузе книгу по технике безопасности при геологоразведочных работах и не преминул послать ее мне, красным карандашом жирно подчеркнув слова: «Передвигаться по фирновым и ледниковым склонам и откосам необходимо с помощью ледоруба и страхующей веревки. Спуск по наклонным поверхностям ледников и фирновых полей способом скольжения запрещается…»
Так мы и разбирали весь день шлихи. Позднее, в лаборатории, их обработают, сделают анализы для геологической карты.
Ночью сеял дождик. Шурша, ползали по палатке ручейники — безобидные, но неприятные твари, рыхлые, скользкие, с коричневыми перепончатыми крыльями. Мы с Борей при свечке читали старые журналы, которых скопилось на складах великое множество. Коля Дементьев, задрав кверху бороденку, лежал на спине и не мигая смотрел в потолок. Думал.
Вообще Коле не везло. Он расшибался, тонул, падал, находил, как водится, на ровном месте кочку. Он был удивительно неудачливый — как дед Щукарь. Сугубо городской житель, Коля никак не мог приладиться к бивачной жизни. Сапоги порвал в первые же дни. В жару прел в брезентовой робе. Если можно было пройти там, где мелко, он непременно попадал туда, где глубоко. Начнет сушить на костре брюки, обязательно сожжет. Разряжая ружье, всадит пулю в палатку. Станет рубить дрова, раскровенит лоб или щеку. Он с трудом привыкал к новым словам. Лабаз называл паласом, чехол от спальника — закладушкой, а вместо «укрылся» говорил «окухтался».
Как-то раз мы пошли ловить мальму — красивую красную рыбу. Коле надо было перейти вброд протоку. Он сунулся в одно место, зачерпнул воду сапогами. Вылез, отжал портянки и полез в другое место, погрузившись сначала по грудь, а потом и по горлышко, хотя метрах в десяти дальше была мель и там пешком ходили воробьи. Коля чертыхался, стуча от ледяной воды зубами. «Помяните меня, Коля своей смертью не помрет», — крутил головой остряк Боря Любимов из отряда Щлоссберга.
В полночь мы потушили свечу, стали засыпать, а Коля еще долго вздыхал и ворочался на жестких нарах.
Рано утром на палатки свалился вертолет. Сильно накренясь на ветер, он завис над косой. Спрыгнул механик и руками показал пилоту, куда садиться. Оказывается, за ночь тучи ушли. Стало солнечно, хотя ветер не утих. Прилетевший Миша Шлоссберг ругался, что мы не собрались раньше. Он сам был виноват в этом — не предупредил по рации — и кричал теперь больше для пилотов.
Мы похватали ружья, лоток, лопатку, вчерашний суп в котле и попрыгали в кабину. Вертолет тут же взлетел и, упав чуть ли не на бок, развернулся в теснине, нацелившись на одну из бочек в верховьях Кекры.
Внизу мелькали петли вспененной реки, завалы от весенних паводков, искалеченные лавинами осины и ветлы. Ветер швырял машину от скалы к скале, и, казалось, только чудом не задевала она лопастями за камни.
На рыжем скате у кедровника мы увидели медведя. Напуганный ревом моторов, зверь мчался вверх, как рысак на ипподроме. Он перепрыгивал через камни легко и грациозно, достиг зарослей и скрылся.
Пилот сбавил газ, нацелился на посадку. Здесь сошли мы с Борей. Лида и Коля улетели дальше. Там тоже была сброшена бочка с палаткой, спальниками и продуктами. К ней мы пройдем маршрутом по одному из ручьев.
Верховья Кекры поразили щедрым многоцветьем. Здесь был свой микроклимат: мягкий и теплый. Второй раз цвели травы. Выросшие на просторе ветлы походили на дубы. Их серебристую листву оттеняли седеющие лиственницы. Было много брусники, голубики, шиповника, грибов. Есть чем кормиться разному зверью.
Только мы подумали об этом, как увидели вдали две какие-то точки. Они двигались по направлению к нам. Неужели медведи? Боря на всякий случай переломил двустволку и проверил патроны. Точки росли, и вскоре мы догадались, что это люди. Странно было видеть их среди абсолютно диких гор. Это оказались выпускница Геологоразведочного института Ниночка Кореннова и рабочий Леша Дунц. Они были из отряда Бэллы Ухиной, нашей же партии, и вели разведку в верховьях Кекры. Ниночка сразу послала Лешу за дровами для костра. На жарком огне быстро закипел чайник. Ниночка угостила нас сгущенкой, галетами и витаминизированными карамельками из пакета неприкосновенного запаса. Такие же пакеты были у нас, но Лида сказала, что ими мы воспользуемся «только через ее труп»: она предполагала еще и худшие дни. Эти пакеты предназначались для бедствующих на море. Один пакет на день для троих. Сама хлорвиниловая оболочка могла пригодиться для сбора дождевой воды. Ниночкин «НЗ» мы съели в один присест.
Чрезвычайно предупредительный, скромный Леша Дунц уже работал в партиях раньше и успел «прославиться». Начальство относилось к нему с большой осторожностью. В одном из районов года три назад настойчиво искали медь. Все геологические предпосылки указывали на крупные залежи. Леша сильно переживал за геологов, которые никак не могли наткнуться на месторождение. И вдруг в шлихах обнаружилась даже не руда, а чистая, высшей пробы медь! Прилетел в отряд встревоженный начальник партии, за ним — главный геолог экспедиции. Они вызвали начальника соседней партии. Словом, всполошилось все начальство. И вдруг Гамалея, один из начальников, рассмотрел в шлихе нечто поразительно знакомое. «Да ведь это опилки медной проволоки!» — вскричал он. Оказалось, что Леша задумал подшутить над геологами, наделал опилок и всыпал в шлихи…
Поблагодарив ребят за угощение, мы расстались. Ниночка с Лешей пошли своей дорогой, мы — своей. То расстояние, что вертолет покрыл минут за пятнадцать, мы преодолели за день, взяв с плотиков у коренных пород и у бортиков берега несколько шлихов. Новый лагерь нашли уже в темноте, увидев на деревьях сполохи костра. Коля варил любимую манку на молоке, Лида сортировала образцы.
Медведи
Как всегда, на новом месте спалось плохо. Мы слышали то дробный перестук оленьих копыт, то тяжелую поступь медведей. Несколько раз выскакивали из палатки, рассекали фонариком темноту, но зверей не видели, хотя следы, явно свежие, все теснее и теснее окружали наш лагерь.
Ночные страхи так потрясли Колю Дементьева, что утром он начал опоясывать бечевой всю стоянку. Для грома он прикреплял к ней пустые консервные банки и крышки от кастрюль. Он полагал, что медведь в потемках споткнется о веревку, железо зазвенит, и можно будет встретить хищника во всеоружии. Боря долго наблюдал за его действиями, потом с самым серьезным видом посоветовал вырыть на тропе яму.
— Это зачем? — насторожился Коля.
— Ловушка. Медведь свалится — нам мясо, тебе шкура…