Свежий ветер
Шрифт:
– Может, они хотели создать кого-то вроде тебя, - предположил я, вспоминая, как голос за кадром объяснял суть проекта «Лазарь», отмечая, что они сделали ее сильнее, лучше – величайшим солдатом, когда-либо жившим в этой вселенной. Возможно, успех этого проекта подтолкнул их к дальнейшим исследованиям.
– Что?! – воскликнула Джена, резко выходя из состояния задумчивости, и я вдруг обнаружил себя в центре ее внимания.
– Отчасти ты – синтетик, Шепард. Вполне вероятно, что возвращая к жизни тебя, они научились чему-то новому и решили продолжать в том же духе, только более… масштабно, - я старался выбрать слово так,
– Не смей сравнивать меня с этим гребаным монстром! – прорычала она. – Я не имею ничего общего с этим существом!
«Но если бы имела, - сам того не желая, продолжал рассуждать я, - то ты и не знала бы. Ты можешь быть спящим агентом, находиться под управлением чужой воли и не подозревать об этом. Существует вероятность того, что это все - план «Цербера», и с помощью тебя они хотят уничтожить нас. Они ни перед чем не остановятся».
Даже мысли о такой возможности разрывали сердце. В таком случае женщина передо мной – та самая, на лице которой я ни за что не желал видеть боль – была подвергнута акту насилия, изменения без ее на то позволения.
Злой взгляд Джены обжигал, но в глубине ее глаз я видел неуверенность, и мои собственные сомнения вспыхивали с новой силой.
– Я знаю, - произнес я, молясь, чтобы это оказалось правдой. – Но это дело рук тех же самых людей, и они способны на все. Черт, Шепард, это технологии Жнецов. «Цербер» мог работать на них все это время – иначе, почему они сражались с нами?
– Я не имею ничего общего с этим существом, - повторила она.
Я снова и снова убеждал себя, что разговариваю с Шепард, а не с Дженой. С Шепард – женщиной, на чьи плечи взвалили судьбу галактики и велели стараться как можно лучше. И я должен был знать наверняка, могу ли доверять ей в столь важном деле, потому что если она оступится, заменить ее будет некому.
– Чего ты от меня хочешь? – с надломом спросила она. – Чтобы я вывернулась наизнанку, показала тебе неродные части, предоставила возможность убедиться в отсутствии в них закладок? Так я уже сделала это!
И это была правда, холодная и жестокая правда. Шепард находилась на церберовском корабле, сбитая с толку, страдающая от паранойи, не знающая, насколько обширны изменения в ее теле и разуме. Даже после просмотра видеофайлов ее восстановления я не был уверен до конца: оперативник Лоусон не являлась главной фигурой, и кто знает, какие сверхсекретные модификации провели за ее спиной?
Глядя на Джену, я видел, как сильно она нуждается том, чтобы почувствовать себя в безопасности, обрести хоть какую-то уверенность. Как сильно ей нужно услышать от кого-нибудь, что она поступает правильно, что у нее все получится.
– Я просто… - Я запнулся.
Мне хотелось взять ее за руку, показать, что забочусь о ней, но я знал, что подобный жест с моей стороны лишь усугубит ситуацию. Вот бы просто забыть о том, что я майор и что мне придется отвечать, если она окажется предательницей или безвольным рабом нейропрограммирования, и поцеловать ее, поддаться тому чувству, которое одолевало меня всякий раз, когда Джена оказывалась рядом. Но в этом сошедшем с ума мире я мог быть твердо уверен лишь в одном – я солдат Альянса, буду им до конца, и лишь этот факт оставался моим ориентиром, лишь благодаря ему я знал, что делаю благое дело.
– Мне просто нужно убедиться, что ты – та самая женщина, за которой я пошел на Айлос. Потому что я готов на это снова. Я… я должен быть уверен.
При упоминании названия той планеты, в глазах Джены мелькнуло что-то очень похожее на муку. Она ничего не ответила, и я вдруг осознал, что впервые мы коснулись той ночи и того, что последовало за ней; того, во что вылилась минута слабости, и времени, проведенного нами вместе, которому только ее смерть сумела положить конец.
Пусть даже ее тело получило такие ужасные травмы, ее память, очевидно, не пострадала, и воспоминания до сих пор причиняли боль. Я видел это в том, как она смотрела на меня, хотя любой другой на моем месте принял бы это выражение уязвимости и детской обиды за удивление тем фактом, что ее собеседник до сих пор продолжает говорить. Я ненавидел себя за то, что делал ей больно, за то, что не мог выразить словами своих чувств; за то, что снова вынужден был ранить ее только для того, чтобы удостовериться, что не угожу в ловушку.
– Слова тебя не убедят, - заметила Джена тихо, и я знал, что она права.
Нас разделяло каких-то несколько сантиметром, и я легкостью мог бы наклониться и поцеловать ее. Всего один поцелуй сумел бы решить почти все стоящие между нами проблемы, или же она оттолкнула бы меня, ударом кулака сломав мне челюсть, и велела бы никогда больше не позволять себе такого. Я понятия не имел, какой из этих двух вариантов более вероятный, потому что у меня уже был шанс вернуть ее, но я предпочел страсти осмотрительность. Вполне возможно, что я ошибся, но Джена уже отгородилась от меня.
Именно она показала мне, что такое страсть, она научила, что осторожность ничто, когда ты живешь на краю – когда в твоих силах лишь положиться на свои способности и надеяться, что этого окажется достаточно, чтобы пережить самый страшный шторм. Вовсе не из-за осторожности я оказался в ее постели, а затем в ее квартире. Не осторожность помогла в последние полтора года продвинуться по службе больше, чем за всю предыдущую карьеру. Все это произошло благодаря моей вере в себя, и тому, что, отринув сомнения, я стал полагаться только на свои способности.
В этом-то и заключалась проблема. Я не был уверен, что, заполучив ее назад, когда-либо сумею разорвать эти отношения. Я не смогу оставаться объективным, глядя в эти чарующие янтарные глаза, полные смятения.
– Послушай, - произнесла Шепард неожиданно. На мгновение прикусив губу, она продолжила: - У меня есть задание, и я намерена его выполнить. Но тебе вовсе необязательно следовать за мной, особенно если ты во мне настолько сомневаешься.
Подхватив шлем церберовского оперативника, Джена принялась доставать коммуникатор.
– Дело не в этом, Шепард, - попытался объяснить я, потирая затылок в надежде унять неприятные ощущения, вызванные резкой нагрузкой на имплантат. – Вовсе не в тебе я сомневаюсь, а в них. И я хочу тебе верить, но… неужели ты не понимаешь, почему мне недостаточно твоего слова?
Дернув слишком сильно, Джена едва ли не вырвала передатчик из гнезда.
– Я прекрасно понимаю, - прорычала она, - но это вовсе не значит, что я намерена терпеть твое недоверие к каждому моему поступку только из-за твоей злости на «Цербер», посмевший поиграть в твою любимую игрушку.