Свежий ветер
Шрифт:
Мне до сих пор было сложно находиться рядом с Кайденом. Я не ожидала встретить его по пути на слушание этим утром. Еще большей неожиданностью стала новость о его повышении – он сделал еще один шаг в жизни, пока я сидела на месте. И дело вовсе не в зависти – я на самом деле была рада, что он нашел свое призвание и добился успеха – но… я ненавидела плестись в хвосте, ненавидела это ощущение, что мир движется вокруг меня.
Во всяком случае, на этот раз я находилась в сознании, и Кайден знал, где я, пусть ему и удалось добраться до Земли только в самый важный день. Когда я проходила мимо, он улыбнулся, давая понять, что рад видеть меня живой и невредимой.
А потом началось вторжение.
Он не только остался в живых, но и находился на борту «Нормандии» - там, где ему и полагалось быть, и сейчас они спешили к нам на помощь. Андерсон умудрился подсоединить мой инструметрон к нужной частоте, и одного голоса Кайдена оказалось достаточно, чтобы унять сводящий с ума шум в голове. Он сражался с тварями из самых жутких кошмаров, мир в буквальном смысле рушился вокруг него, а он разговаривал так спокойно, будто занимался этим каждый день. Кайден всегда был островком спокойствия посреди бури, голосом разума; он всегда мог убедить меня в том, что прекрасно понимает мое желание взвыть от бессилия, объяснив при этом, почему в данный момент это бесполезно.
Он обещал вернуться, говорил, что, если сумеет, то будет рядом, когда это произойдет.
Украдкой бросив на него взгляд, я увидела, что Кайден сидит, уставившись на свои переплетенные пальцы с отсутствующим, задумчивым выражением. Он вернулся, как и обещал, и теперь находился рядом со мной, как мне того и хотелось.
Но меня не покидало ощущение чужеродности. Я не знала, как вести себя: с одной стороны, он признал за мной право командования, с другой – оставался старшим по званию, и хотя я была уверена, что мы, как и прежде, будем идеально дополнять друг друга на поле боя, словно обучались этому всю жизнь, Кайден почти три года сражался без меня. Он изменился, и в этом я не сомневалась.
Однако при этом Кайден остался тем же самым человеком – спокойным, рассудительным, задумчивым. Он всегда знал, что сказать, пусть порой это и выводило меня из себя. Он был рядом со мной в самом начале и теперь присоединился ко мне под конец. Каким-то образом это казалось одновременно правильным и неподходящим. Его голос внушал мне чувство безопасности, но я все еще помнила, как он бросил меня на Горизонте, как я не нашла достаточно смелости, чтобы признаться ему в своих чувствах, и в сердце таилась горькая обида. Между нами до сих пор существовало какое-то напряжение, и я, черт возьми, не знала, что это и как с этим поступить. Меня бесило, что я понятия не имела, что он чувствовал.
Как бы то ни было, Кайден являлся неплохим отвлечением от воспоминаний о нападении Жнецов. Это было поистине кошмарно, и даже спустя несколько часов я все еще не могла подобрать других слов, чтобы описать вторжение – словно воплотившийся в реальность страшный сон, где что-то ужасное происходит у тебя на глазах, а ты не можешь ни пошевелиться, ни закричать, ни уж тем более помешать. Я вспомнила встреченного во время отступления ребенка и то, как сбили челнок, в котором он находился, в то время как меня увозили прочь, потому что, очевидно, моя жизнь ценилась выше его, ведь все верили, что я приду на выручку. Но мальчик оказался умнее их всех. «Ты не можешь помочь мне», - сказал он, и был прав. Интересно, скольких еще смертей я стану свидетелем после данной мною клятвы спасти всех?
При мысли об Андерсоне к горлу вдруг поднялась волна тошноты. Мне
И это… черт, это было отвратительно.
– Почти на месте, - внезапно произнес Кайден, и я, резко повернувшись к нему, заглянула в темные, теплые глаза под густыми, тревожно нахмуренными бровями. Интересно, как долго он смотрел на меня? – Как думаешь, мы встретим сопротивление?
Я знала, что ответ на этот вопрос его не сильно интересовал – на самом деле он просто пытался отвлечь меня от сводящих с ума мыслей о том, чего я не в силах была изменить. Его намерения были невероятно прозрачными, но в тот момент меня это не сильно заботило. Я и вправду нуждалась в отвлечении, и Кайден предлагал мне сосредоточиться на предстоящей высадке – сфокусироваться на том, что я могла изменить, а не на том, что мне следовало бы делать. То же самое я сказала ему несколько лет назад. Тогда я бы решала эти проблемы по-своему, даже не вспоминая о людях на Земле. Самая большая ошибка моей жизни заключалась в том, что я позволила себе начать волноваться за других.
– Не знаю, - ответила я устало. – Не должны. Жнецы еще не напали на Марс, но это случится довольно скоро. Чем быстрее мы управимся, тем больше у нас шансов разминуться с ними. Внизу нас будут ждать лишь бойцы Альянса и ученые. Нашей целью является информация, содержащаяся в Архивах, но если останется время, то мы постараемся эвакуировать как можно больше людей.
– Если ты не ожидаешь сопротивления, зачем столько оружия? – спросил Кайден, взглядом указав на пистолет в моей руке, еще один на бедре и дробовик за спиной.
– Я почти шесть месяцев не держала в руках оружия, майор, - заявила я, в волнении плотнее обхватив рукоятку, будто стараясь убедиться в том, что пистолет действительно находился в моей руке. – А после сегодняшнего дня я вообще больше никогда с ним не расстанусь.
Не многие поняли бы меня, но Кайден знал, что без оружия я чувствую себя обнаженной. Если он хоть что-то помнил обо мне, то мог себе представить, как тяжело мне было провести столько времени взаперти, не имея под рукой пистолета.
– Вполне справедливо, - просто произнес он.
По крайней мере Жнецы оказались позабыты. Вместо этого мои мысли занимал сидящий рядом мужчина, и когда мы приземлились на Марсе, все, о чем я только могла думать, был его голос, доносящийся до меня из динамиков шлема, и воспоминания, связанные с ним. Может быть, еще не все потеряно? Может быть, у меня получится сражаться рядом с ним так же, как я делала это три года назад? Может, мы еще сумеем все исправить?
А вскоре мы увидели агентов «Цербера», и в том, как Кайден произнес это слово, я уловила горечь и возмущение. Когда он спросил, известно ли мне, почему они здесь, я практически слышала вопросы, рождающиеся в его голове. Я знала, что он спрашивает себя, не поэтому ли я взяла столько оружия на простую операцию, не обладаю ли я большей информацией, чем говорю? Мне не составило труда почувствовать тот момент, когда преданный Альянсу солдат в нем усомнился в том, не слишком ли быстро он поверил мне?