Свидание на небесах
Шрифт:
Но почему же она все-таки ни разу не упомянула про Веру?..
Ответ он получил за завтраком. Ева вывалила ему в тарелку три половника рисовой каши, пододвинула громадную кружку с вишневым киселем.
– А кофе? – опечалился он, заглянув в кружку.
– Нечего, – строго оборвала его Ева. – Весь день его пьешь. Ведрами!!! Завтрак – это главное!
Он позволил себе с ней не согласиться. Завтрак – это, конечно, хорошо. Но вот главным было то, как они проснулись. Как он попытался вылезти из кровати, чтобы ее не разбудить. Все же разбудил
Они поели, мило улыбаясь друг другу. Ева постоянно над ним подшучивала. Особенно когда он сделал себе кисельные усы, торопясь на службу.
– Завтра Новый год! – с мечтательной ноткой произнесла она, поставила локти на стол, уткнулась подбородком в ладошки. – Что приготовить? Стол здесь накроем? Наверное, здесь. Тут елочка!
– Малыш… – Воинов смущенно опустил глаза. – Мне… Мне придется дежурить.
– Как дежурить? – Улыбка сползла с ее лица, будто кто-то смыл ее мощной струей воды, оставив при этом по крупной капле в глазах. – А я??? Я буду одна???
– Погоди… – он принялся соображать на ходу. – У меня есть план!
– Какой план, Саша?! Какой план?! – Она заревела, ее пухлые губы поползли вбок, щеки покраснели. – Я что, приду к тебе? Прокрадусь мимо дежурной части, мы притаимся, как мыши, у тебя в кабинете и… станем грызть сухари?!
– Почему сухари?
Ее идея оказалась точным озвучиванием его мыслей. Он именно так и придумал: он проведет ее к себе, и они просидят новогоднюю ночь в его кабинете. Может, даже займутся любовью, если ночь выдастся спокойной.
– Иди ты, сам знаешь куда!!! – взорвалась она, выскочила из-за стола и заметалась по кухне, выкрикивая: – Хорош! Супер просто!!! Одна смылась, умница! Теперь и этот сматывается, и когда?! В новогоднюю ночь!!! Это… Это скотство просто какое-то! Это святотатство!!! Это не про тебя!
Ева стояла напротив, уперев кулачки в бока, с раскрасневшимся обиженным лицом. Ему было очень жаль ее, очень. И еще он сильно боялся, что ей взбредет в голову умчаться куда-нибудь на поиски новогодних приключений. К Гарику, например…
– А про кого? – встряхнулся Воинов, протянул к ней руки, пытаясь обнять, но она ускользнула.
– Про Веру! – вздернула она подбородок, взъерошила волосы, сделавшись сразу похожей на подростка, жестоко разочаровавшегося подростка.
– Что – про Веру? – Воинов насторожился. – Если ты хочешь сказать, что я… Я не прекращал поисков, маленькая моя! Я по-прежнему…
– Не надо! – рубанула Ева рукой и заревела, захлебываясь словами: – Я ее ищу! Ищу, блин! Я с этим Власовым позволила себе говорить, хотя я… Я терпеть его ненавижу! Я пошла в это дурацкое агентство!!! Кривлялась там! Спасибо тебе, вовремя наложил запрет. А она!!!
– Что она?
Что-то он пропустил. Что-то ей известно, что неизвестно ему. Что, черт возьми???
– Она преспокойно себе живет где-то у кого-то, преспокойно наслаждается жизнью, как раньше не наслаждалась! – Ева с силой прижала ладони к лицу, закричала из-под них: – Дрянь!!! Бессовестная дрянь!!!
У Воинова аж волосы на голове зашевелились. Это сто процентов, потому что он ощутил это, как ежится кожа на макушке и наэлектризованно трещит шевелюра.
– Ева! – крикнул он. – Ева, успокойся!
Саша встал из-за стола, схватил ее и потащил к раковине. Поплескал водой в полыхающее гневом лицо. Вытер глаза, щеки, губы бумажным полотенцем, отмотав его метра на три, не отрывая от подвешенного к низу шкафа рулона. Легонько встряхнул.
– Ну!
– Что – ну? – Ева уткнулась зареванным лицом ему в грудь.
Она сникла, сдулась, ей расхотелось злиться на подругу, захотелось просто ее увидеть, и чтобы Сашка не уходил на эту свою чертову работу. Чтобы побыл с ней, с ними. И завтра, и сейчас. Они пили бы все вместе ведрами кофе и слушали, обнявшись уже с ним, Веру. Ее исповедь, ее покаяние. Потом бы напились и вышли, может, во двор. Где все красиво прибрано к празднику белым, пушистым. Дурачились бы там с Верой, кувыркались в снегу, построили бы горку. Так бывало давно-давно, когда они были много моложе.
– Откуда информация про Веру, маленькая моя? – Воинов гладил ее по волосам и больше всего на свете сейчас хотел с ней остаться. – Откуда? Она звонила?
– Нет, – она простуженно засопела заложенным носиком. – Я звонила.
– Кому? Ей? И она ответила?
– Нет. Она по-прежнему вне зоны… бессовестная! – Ева подняла на него грустные глаза, и он чмокнул ее в кончик покрасневшего носа. Ей понравилось. – Я звонила Белову.
– Ее мужу?
– Бывшему мужу!
– И?
– И он сказал мне, что я ненормальная овца, что даже Верка поняла это с годами, поэтому и прячется от меня.
– Основанием для этого послужило – что?
– Вера трижды снимала деньги за минувшие две недели.
– Оп-па!!! – он отпрянул от любимой, схватил ее за плечи и потребовал сухо и коротко, как выстрелил: – Подробности!
– Ему пришли сообщения о снятии денег, вот он и спокоен на ее счет. А мы с тобой…
– Ева! – не выдержал он и повысил голос: – Где производились снятия? В каком городе? Банкоматы? Банки? Где?
– Город наш.
– Точно?
– Да, Белов еще похихикал, паскуда, что Верка и уезжать никуда не думала, просто от меня прячется. Потому что я, типа, ее достала! А что я ей сделала-то, Саш?!
Он услышал близкие слезы, поискал взглядом ее телефон, не нашел ни на столе, ни на кухонных шкафах, ни на подоконниках. Подтолкнул ее к выходу.
– Что? – не поняла Ева, но от слез отвлеклась.
– Телефон тащи, и быстро!
– Ага.
Она вильнула попкой и умчалась, скользя по гладкому чистому полу в своих странных чунях, как на коньках по льду.
– Вот! – вернулась она минуты через две.
– Набирай Белова.
Ева набрала, и после долгой череды гудков послышался, наконец, недовольный голос Белова.