Свидание на небесах
Шрифт:
– Стало быть, писать заявление о том, что ее похитили, она не станет? – заорал в трубку Сева.
– Это кто? – опешила Ева.
– Сева, коллега мой. Он в курсе и помогает мне, – объяснил Воинов. – Переспрошу: заявление она писать не станет?
– Нет, – Ева вздохнула. – Категорически! Сказала, если я стану настаивать, она босиком уйдет!
– Почему босиком?
– Так этот здоровяк притащил ее ко мне в одной простыне! Саша… – Ева со всхлипом вздохнула, понизив голос: – Что делать станем?!
– Дома подумаем. Я скоро, – и он отключил телефон.
Дома он был менее чем через час,
Когда увидел спящую Веру в гостевой комнате в дверную щель, то не удержался от скорбного вздоха:
– Бедная-аа…
– Еще какая! – сердито зашипела Ева, отпихнула их обоих и закрыла дверь. – Еще какая бедная!
– А какая красивая! – Сева мечтательно закатил глаза. – Я понимаю этого ублюдка.
– Заткнись, а! – Ева так зыркнула на гостя, что у того мгновенно пропала всякая охота сыпать комплиментами спящей женщине. – Лучше давайте думать, что делать дальше?
Придумать им ничего не удалось. Сколько ни горячилась Ева, сколько ни поддерживал ее Саша, Сева стоял на своем: никто не станет заниматься делом пострадавшей, если она сама себя таковой не считает и не считает нужным обращаться за помощью в полицию.
– И что делать?! – совсем поникла Ева к концу бесплодного долгого спора.
– Молиться! – воздел Сева руки к потолку ее кухни. – Молиться, что все обошлось и она осталась жива.
– А если… Если он вернется?! – вдруг брякнула Ева и побледнела так сильно, что губы сделались бесцветными.
Воинов даже испугался. Любимый рот, который нежно цвел на любимом лице всегда: и ночью и днем, и в мороз и в жару, вдруг как будто перестал существовать вовсе. И лицо сделалось бесцветным, почти прозрачным, только в глазах жила жизнь, пульсировала тревога.
– Если он не успокоится и вернется за ней?!
– Так не бывает, – возразил Сева, выпятив нижнюю губу и помотав головой. – Так бывает только в голливудских триллерах и…
– И в жизни, – вдруг вставил Саша, подтащил к себе поближе стул, на котором ежилась Ева, обнял ее и потрогал губы пальцем. – Ну ты чего, малыш? Мы-то рядом.
– А завтра? Новый год, а тебя нет! Что делать?
– Запереть дом на все замки. И все, девчонки! – Сева умиротворенно улыбнулся, глянул с вожделением на кастрюльки на плите, накрытые чистым льняным полотенцем в полоску. – Так, может, отметим счастливое возвращение подруги, а?
– Обойдешься, – буркнула Ева. – Мне еще Сашу и Веру кормить, а там мало! Хочешь угощения? А приходи к нам завтра, а? Вместе встретим Новый год, потом возьмем и к Саше закатимся, подурим. И нам хорошо, и тебе все равно. Так как? Идет?
– А идет! – неожиданно для самого себя быстро согласился Сева, хотя завтра вполне конкретно собирался пойти в гости к знакомым своего двоюродного брата. И даже деньги туда вложил, в эту вечеринку. И костюм купил, и новые туфли. Но вот увидел спящую девушку с измученным прекрасным лицом в теплой Евиной пижаме персикового цвета и забыл про свои планы. И сюда вдруг потянуло. А в конце концов, чем тут хуже? Тут красота какая! Двор какой! Ель огромная перед окнами. Ева ее, насколько рост позволил, нарядила. Снег, правда, все засыпать успел, но бока большущих сверкающих шаров настырно выпирали, загадочно мерцая голубым, лиловым, пурпурным. Красиво…
– Тогда завтра в семь вечера я у вас.
– Почему в семь? Чего так рано? – удивилась Ева.
– В восемь Саша заступает на дежурство и дом сдает мне, – пояснил Сева, поцеловал ручку хозяйке, снова заглянул в гостевую комнату.
Вера разметалась на подушках, одна рука свесилась с края дивана, и в свете ночника он отчетливо увидел жирный кроваво-сизый рубец на запястье.
«Отрубил бы руки этому уроду, – вдруг подумал он с ненавистью. – Просто взял бы и отрубил, чтобы не могли они и дальше творить зло, надиктованное мерзким протухшим мозгом».
– Все, хватит! Пока, пока… – Ева выпихнула его за порог и напомнила: Завтра в семь. И это… Сева, ты особенного фейерверка-то не жди. Сам понимаешь: человеку еще очень долго нужно приходить в себя.
– А я фейерверка и не жду! Жду спокойного, сытого вечера, тихой мирной ночи.
– И все? – она подозрительно прищурилась.
– И все! Тишина, покой, умиротворение…
С этими словами он простился.
А когда утром первого января Воинов вернулся домой, он еле устоял на ногах, обнаружив в доме полный разгром. В прихожей у самой двери – связанного по рукам и ногам Хаустова-младшего с кляпом во рту. Еву с зареванным лицом и расцарапанным предплечьем. Воинственно вышагивающую возле пленника Веру, с которой Воинов еще и познакомиться-то толком не успел – она проспала почти до обеда, потом из комнаты почти не выходила, а когда вышла, то поздоровалась и ушла. Нет, еще благодарила долго и со слезами. Он так и не понял, за что конкретно. Потом еще Воинов обнаружил Севку, лежащего на Верином диване с перебинтованной головой и блаженной улыбкой на хитрой морде. И еще Власова, накачивающегося коньяком в их кухне и зажирающего каждую рюмку ломтем лимона.
– Господи! Что здесь произошло?! – он тихо выругался, притянул к себе Еву, потрогал царапины. – Кто?!
– Вот эта сволочь! – небрежно кивнула в сторону обидчика Ева.
Сволочь, разумеется, тут же получила по почкам носком ботинка Воинова. Долго с глухими стонами выгибалась, как гигантский червь, потом затихла, громко хлюпая носом.
– Что здесь произошло?! Он напал на вас? – и Саша снова шагнул к нервно дергающемуся на полу телу.
– Он попытался, – пояснила Ева. – И у него не вышло. Он, оказывается, вчера ехал на дачу, где прятал Веру. Хотел опередить своего брата, вознамерившегося ее спасти. Хотел опередить и…
– И убить, – тихо закончила за нее Вера.
И тут же съежилась вся, от воинственной осанки ничего не осталось, и через минуту она ушла в гостевую комнату, где закрылась с Севой до приезда полиции.
– Дальше? – Воинов успел до того, как Ева утащит его в кухню, еще раз пнуть пленника, слишком уж он интенсивно возился.
– Дальше? Он не успел, но видел, куда его брат привез Веру. Он следил за домом с самого утра. Видел, как приехал Сева, видел, как уехал ты. В половине одиннадцатого позвонил в дверь. Открыл Сева и тут же получил по голове поленом. Упал без сознания. А мы…